Глава IV
ПРОДОЛЖЕНИЕ ГОСУДАРСТВОВАНИЯ ИОАННА IV. Г. 1552
Приготовления к походу Казанскому. Отношения России к Западным Державам. Освобождение старца, Кн. Булгакова. Строение новых крепостей. Начало Донских Козаков. Новый Хан в Тавриде. Дела Астраханские. Болезнь в Свияжске. Едигер - Царь в Казани. Послание Митрополита к Свияжскому войску. Совет о Казани. Выезд Государев. Нашествие Хана Крымского. Приступ к Туле. Бегство Хана. Наши трофеи. Ропот в войске. Поход. Осада. Первая битва. Буря. Ставят туры. Сильная вылазка. Действие бойниц. Наездник Князь Япанча. Утомление воинов. Разделение полков. Истребление Япончина войска. Ожесточение Казанцев. Взорвание тайника. Уныние Казанцев. Деятельность Иоаннова. Взятие острога и города Арского. Нападения Луговой Черемисы. Мнимые чародейства. Построение высокой башни. Предложение Казанцам. Кровопролитное дело. Взорвание тарас. Занятие Арской башни. Последнее предложение Казанцам. Устроение войска для приступа. Взорвание подкопов и приступ. Геройство с обеих сторон. Корыстолюбие многих воинов. Великодушие Иоанна и Бояр. Доблесть Кн. Курбского. Взятие Казани. Водружение креста у ворот Царских. Въезд Государев в Казань. Освобождение Российских пленников. Речь Иоанна к войску. Пир в стане. Подданство Арской области и Луговой Черемисы. Торжественное вступление в Казань. Зрелище Казани. Учреждение Правительства. Совет Вельмож. Возвратный путь Государя в Москву. Рождение Царевича. Встреча Иоанну. Речь Государева к Духовенству. Ответ Митрополитов. Пир во дворце и дары Иоанновы.
24 Марта узнал Государь о происшествиях Казанских: велел Шиг-Алею ехать в Касимов, а шурину своему, Данилу Романовичу, идти с пехотною дружиною в Свияжск, объявив в торжественном заседании Думы, что настало время сразить Главу Казани. "Бог видит мое сердце, - говорил он: - хочу не земной славы, а покоя Христиан. Могу ли некогда без робости сказать Всевышнему: се я и люди, Тобою мне данные, если не спасу их от свирепости вечных врагов России, с коими не может быть ни мира, ни отдохновения?" Бояре хвалили решительность Иоаннову, но советовали ему остаться в Москве и послать Воевод на Казань: "ибо Россия имеет не одного врага: если Крымцы, Ногаи в отсутствие Государя нападут на ее пределы, кто защитит оные?" Иоанн ответствовал, что возьмет меры для безопасности Государства и пойдет на свое дело. Велели собираться войску из дальних мест в Коломне и Кошире, из ближайших в Муроме. Князья Александр Борисович Горбатый и Петр Иванович Шуйский должны были вести Московские полки в Нижний Новгород, Михайло Глинский расположиться станом на берегах Камы с Детьми Боярскими, стрельцами, Козаками, Устюжанами и Вятчанами, а Свияжские Воеводы занять легкими отрядами перевозы на Волге и ждать Иоанна.
Готовясь к знаменитому подвигу, юный Царь мог быть уверен в миролюбии Западных Держав соседственных. Швеция и Ливония не требовали ничего, кроме свободной у нас торговли. С Королем Польским мы спорили о титуле и землях Себежских; грубили словами друг другу, но с обеих сторон удалялись от войны. Август оказал даже ласку Иоанну и, не хотев прежде за деньги освободить Князя Михайла Булгакова-Голицу, освободил его даром; прислал в Москву вместе с другим сановником, Князем Селеховским, и писал к Царю: "Думая, что мы обязаны уважать верность не только в своих, но и в чужих слугах, умирающих за государя, даю свободу великому Воеводе отца твоего. Все иные знатные пленники Московские, взятые нами в славной Оршинской битве, уже во гробе". Царь изъявил Августу искреннюю благодарность и с живейшею любовию принял старца Булгакова, 38 лет страдавшего в неволе; выслал ему богатую шубу, украсил его грудь золотою медалью, обнялся с ним как с другом. Изнуренный долговременным несчастием, утомленный дальним путем, старец не мог обедать с Государем: плакал и благословлял милостивого державного сына Василиева.
Не опасаясь ничего со стороны образованных Держав Европейских, Иоанн тем более занимался безопасностию наших юго-восточных пределов. Две вновь построенные крепости - Михайлов на Проне, Шатск на Цне - служили оградою для Рязани и Мещеры. Но важнейшим страшилищем для варваров и защитою для России, между Азовским и Каспийским морем, сделалась новая воинственная республика, составленная из людей, говорящих нашим языком, исповедующих нашу веру, а в лице своем представляющих смесь Европейских с Азиатскими чертами; людей неутомимых в ратном деле, природных конников и наездников, иногда упрямых, своевольных, хищных, но подвигами усердия и доблести изгладивших вины свои - говорим о славных Донских Козаках, выступивших тогда на феатр Истории. Нет сомнения, что они же назывались прежде Азовскими, которые в течение XV века ужасали всех путешественников в пустынях Харьковских, Воронежских, в окрестностях Дона; грабили Московских купцев на дороге в Азов, в Кафу; хватали людей, посылаемых нашими Воеводами в степи для разведывания о Ногаях или Крымцах и беспокоили набегами Украйну. Происхождение их не весьма благородно: они считались Российскими беглецами; искали дикой вольности и добычи в опустевших Улусах Орды Батыевой, в местах ненаселенных, но плодоносных, где Волга сближается с Доном и где издавна был торговый путь из Азии в Северную Европу; утвердились в нынешней своей области; взяли город Ахас, назвали его, думаю, Черкасским, или Козачьим (ибо то и другое имя знаменовало одно); доставали себе жен, как вероятно, из земли Черкесской и могли сими браками сообщить детям нечто Азиатское в наружности. Отец Иоаннов жаловался на них Султану как Государю Азовской земли; но Козаки гнушались зависимостию от Магометанского Царства, признали над собою верховную власть России - и в 1549 году Вождь их Сарыазман, именуясь подданным Иоанна, строил крепости на Дону: они завладели сею рекою до самого устья, требовали дани с Азова, воевали Ногаев, Астрахань, Тавриду; не щадили и Турков; обязывались служить вдали бдительною стражею для России, своего древнего отечества, и, водрузив знамение креста на пределах Оттоманской Империи, поставили грань Иоанновой Державы в виду у Султана, который доселе мало занимался нами, но тут открыл глаза, увидел опасность и хотел быть деятельным покровителем северных владений Магометанских. В Тавриде господствовал новый Хан Девлет-Гирей, племянник умершего или сверженного Саипа: он взялся спасти Казань. Послы Солимановы убеждали Князей Ногайских, Юсуфа и других, соединиться под хоругвию Магомета, чтобы обуздать наше властолюбие. "Отдаление, - писал к ним Султан, - мешает мне помогать Азову и Казани. Заключите тесный союз с Ханом Крымским. Я велел ему отпустить всех Астраханских жителей в их отечество, мною восстановляемое. Немедленно пришлю туда и Царя; дам главу и Казани из рода Гиреев; а до того времени будьте ее защитниками". Но сии Князья, находя выгоды в торговле с Россиею, не хотели войны. Астрахань, важная, необходимая для купечества Западной Азии, возникала на развалинах: в ней властвовал Ямгурчей: он вызвался быть усердным слугою Иоанновым, и чиновник Московский поехал к нему для договора. Царевич Астраханский, Кайбула, сын Аккубеков, женился в России на племяннице Шиг-Алея, дочери Еналеевой, получив город Юрьев во владение. - Опасаясь единственно Хана Крымского, Иоанн ждал вестей об его движениях и, собирая войско, готовился иметь дело с двумя неприятелями: с Казанью и Тавридою.
Между тем мятежники Казанские, послав искать себе Царя в Ногайских Улусах, взволновали Горную сторону; к несчастию, открылась весною ужасная болезнь в Свияжске, цинга, от коей множество людей умирало. Воеводы были в унынии и в бездействии, а Казанцы тем деятельнее: отчасти силою, отчасти убеждениями они заставили всех своих бывших подданных отложиться от России. Государь велел Князьям Горбатому и Шуйскому спешить туда с полками из Нижнего Новагорода; но печальные вести, одна за другою, приходили в Москву: болезнь усиливалась в Свияжске; горные жители, действуя как неприятели, отгоняли наши табуны; Казанцы побеждали Россиян в легких сшибках, умертвив всех Детей Боярских и Козаков, захваченных ими в плен. Воеводы знали, что Астраханский Царевич Едигер Магмед едет из Ногайских Улусов с 500 воинов: стерегли и не умели схватить его на пути; он приехал в Казань и сел на ее престоле, дав клятву быть неумолимым врагом России.
В то же время Иоанн, к прискорбию своему, узнал, что не одна телесная, но и душевная зараза господствует в Свияжске, наполненном людьми военными, которые думали, что они вне России, следственно и вне закона, и среди ужасов смерти предавались необузданному, самому гнусному любострастию. Исполняя волю Иоаннову, Митрополит послал туда умного Архангельского Протоиерея Тимофея с святою водою, с наставлением словесным и письменным к начальникам и ко всем воинам. "Милостию Божиею, мудростию нашего Царя и вашим мужеством, - писал он, - твердыня Христианская поставлена в земле враждебной. Господь дал нам и Казань без кровопролития. Мы благоденствуем и славимся. Литва, Германия ищут нашего дружества. Чем же можем изъявить признательность Всевышнему? исполнением его заповедей. А вы исполняете ли их? Молва народная тревожит сердце Государево и мое. Уверяют, что некоторые из вас, забыв страх Божий, утопают в грехах Содома и Гоморры; что многие благообразные девы и жены, освобожденные пленницы Казанские, оскверняются развратом между вами; что вы, угождая им, кладете бритву на брады свои и в постыдной неге стыдитесь быть мужами. Верю сему, ибо Господь казнит вас не только болезнию, но и срамом. Где ваша слава? Быв ужасом врагов, ныне служите для них посмешищем. Оружие тупо, когда нет добродетели в сердце; крепкие слабеют от пороков. Злодейство восстало; измена явилась, и вы уклоняете щит пред ними! Бог, Иоанн и церковь призывают вас к раскаянию. Исправьтесь, или увидите гнев Царя, услышите клятву церковную".
Государь то присутствовал в Думе, то смотрел полки и снаряд огнестрельный, изъявляя нетерпение выступить в поле. Боярин Князь Иван Федорович Мстиславский и Князь Михайло Иванович Воротынский, названный тогда, в знак особенной к нему милости Иоанновой, слугою Государевым, пошли с главною ратию в Коломну. Передовую дружину вели Князья Иван Пронский-Турунтай и Дмитрий Хилков, правую руку - Боярин Князь Петр Щенятев и Князь Андрей Михайлович Курбский, левую - Князь Дмитрий Микулинский и Плещеев, стражу - Князь Василий Оболенский-Серебряный и Симеон Шереметев, а собственную Царскую дружину - Князь Владимир Воротынский и Боярин Иван Шереметев. Уже полки стояли от Коширы до Мурома; Окою, Волгою плыли суда с запасами и пушками к Нижнему Новугороду: но в Царском совете было еще несогласие: многие думали, что лучше идти на Казань зимою, нежели летом; так в особенности мыслил Шиг-Алей: Иоанн призвал его из Касимова в Москву, осыпал милостями, дал ему несколько сел в Мещере и дозволил жениться на вдове Сафа-Гиреевой, Царице Сююнбеке. Будучи не способен к ратному делу, ни духом слабым, ни телом чрезмерно тучным, Алей славился умом основательным. "Казань, - говорил он, - заграждена лесами, озерами и болотами: зима будет вам мостом". Иоанн не хотел ждать и, сказав: "войско готово, запасы отправлены и с Божиею помощию найдем путь к доброй цели", решился ехать немедленно в стан Коломенский.
16 Июня Государь простился с супругою. Она была
беременна: плакала, упала к нему в объятия. Он казался твердым; утешал ее;
говорил, что исполняет долг Царя и не боится смерти за отечество; поручил
Анастасию Богу, а ей всех бедных и несчастных; сказал: "милуй и благотвори без
меня; даю тебе волю Царскую; отворяй темницы; снимай опалу с самых виновных по
твоему усмотрению, и Всевышний наградит меня за мужество, тебя за благость".
Анастасия стала на колена и вслух молилась о здравии, о победе, о славе супруга;
укрепилась душою и в последнем нежном целовании явила пример необыкновенного в
юной жене великодушия. Государь пошел в церковь Успения: долго молился; просил
Митрополита и Епископов быть ревностными ходатаями за Россию пред Богом,
утешителями Анастасии и советниками брата его, Юрия, который оставался главою
Москвы. Святители, Бояре, народ, проливая слезы, обнимали Государя. Вышедши из
церкви, он сел на коня и с дружиною Царскою поехал в Коломенское, где обедал с
Боярами и Воеводами; был весел, ласков; хотел ночевать в любимом селе своем
Острове и на сем пути встретил гонца с вестию из Путивля, что Крымцы густыми
толпами идут от Малого Дона Северского к нашей Украйне. Не знали, кто
предводительствует ими: Хан или сын его. Государь не оказал ни малейшего
беспокойства; ободрял всех бывших с ним чино
 |
||
|
|
|
Заря осветила небо, ясное, чистое. Казанцы стояли на стенах: Россияне пред ними, под защитою укреплений, под сению знамен, в тишине, неподвижно; звучали только бубны и трубы, неприятельские и наши; ни стрелы не летали, ни пушки не гремели. Наблюдали друг друга; все было в ожидании. Стан опустел: в его безмолвии слышалось пение Иереев, которые служили Обедню. Государь оставался в церкви с немногими из ближних людей. Уже восходило солнце. Диакон читал Евангелие и едва произнес слова: да будет едино стадо и един Пастырь! грянул сильный гром, земля дрогнула, церковь затряслася... Государь вышел на паперть: увидел страшное действие подкопа и густую тьму над всею Казанью: глыбы земли, обломки башен, стены домов, люди неслися вверх в облаках дыма и пали на город. Священное служение прервалося в церкви. Иоанн спокойно возвратился и хотел дослушать Литургию. Когда Диакон пред дверями Царскими громогласно молился, да утвердит Всевышний Державу Иоанна, да повергнет всякого врага и супостата к ногам его, раздался новый удар: взорвало другой подкоп, еще сильнее первого, - и тогда, воскликнув: с нами Бог! полки Российские быстро двинулись к крепости, а Казанцы твердые, непоколебимые в час гибели и разрушения вопили: Алла! Алла! призывали Магомета и ждали наших, не стреляя ни из луков, ни из пищалей; меряли глазами расстояние и вдруг дали ужасный залп: пули, каменья, стрелы омрачили воздух... Но Россияне, ободряемые примером начальников, достигли стены. Казанцы давили их бревнами, обливали кипящим варом; уже не береглися, не прятались за щиты: стояли открыто на стенах и помостах, презирая сильный огонь наших бойниц и стрелков. Тут малейшее замедление могло быть гибелью для Россиян. Число их уменьшилось; многие пали мертвые или раненые, или от страха. Но смелые, геройским забвением смерти, ободрили и спасли боязливых: одни кинулись в пролом; иные взбирались на стены по лестницам, по бревнам; несли друг друга на головах, на плечах; бились с неприятелем в отверстиях... И в ту минуту, как Иоанн, отслушав всю Литургию, причастясь Святых Таин, взяв благословение от своего отца духовного, на бранном коне выехал в поле, знамена Христианские уже развевались на крепости! Войско запасное одним кликом приветствовало Государя и победу.
Но еще сия победа не была решена совершенно. Отчаянные Татары, сломленные, низверженные сверху стен и башен, стояли твердым оплотом в улицах, секлись саблями, схватывались за руки с Россиянами, резались ножами в ужасной свалке. Дрались на заборах, на кровлях домов; везде попирали ногами головы и тела. Князь Михайло Воротынский первый известил Иоанна, что мы уже в городе, но что битва еще кипит и нужна помощь. Государь отрядил к нему часть своего полку; велел идти и другим Воеводам. Наши одолевали во всех местах и теснили Татар к укрепленному двору Царскому. Сам Едигер с знатнейшими Вельможами медленно отступал от проломов, остановился среди города, у Тезицкого или Купеческого рва, бился упорно и вдруг заметил, что толпы наши редеют: ибо Россияне, овладев половиною города, славного богатствами Азиатской торговли, прельстились его сокровищами; оставляя сечу, начали разбивать домы, лавки - и самые чиновники, коим приказал Государь идти с обнаженными мечами за воинами, чтобы никого из них не допускать до грабежа, кинулись на корысть. Тут ожили и малодушные трусы, лежавшие на поле как бы мертвые или раненые; а из обозов прибежали слуги, кашевары, даже купцы: все алкали добычи, хватали серебро, меха, ткани; относили в стан и снова возвращались в город, не думая помогать своим в битве. Казанцы воспользовались утомлением наших воинов, верных чести и доблести: ударили сильно и потеснили их, к ужасу грабителей, которые все немедленно обратились в бегство, метались через стену и вопили: секут! секут! Государь увидел сие общее смятение; изменился в лице и думал, что Казанцы выгнали все наше войско из города. "С ним были, - пишет Курбский, - великие Синклиты, мужи века отцев наших, поседевшие в добродетелях и в ратном искусстве": они дали совет Государю, и Государь явил великодушие: взял святую хоругвь и стал пред Царскими воротами, чтобы удержать бегущих. Половина отборной двадцатитысячной дружины его сошла с коней и ринулась в город; а с нею и Вельможные старцы, рядом с их юными сыновьями. Сие свежее, бодрое войско, в светлых доспехах, в блестящих шлемах, как буря нагрянуло на Татар: они не могли долго противиться, крепко сомкнулись и в порядке отступали до высоких каменных мечетей, где все их Духовные, Абизы, Сеиты, Молны (Муллы) и Первосвященник Кульшериф встретили Россиян не с дарами, не с молением, но с оружием: в остервенении злобы устремились на верную смерть и все до единого пали под нашими мечами. Едигер с остальными Казанцами засел в укрепленном Дворе Царском и сражался около часа. Россияне отбили ворота... Тут юные жены и дочери Казанцев в богатых цветных одеждах стояли вместе на одной стороне под защитою своих прелестей; а в другой стороне отцы, братья и мужья, окружив Царя, еще бились усильно: наконец вышли, числом 10000, в задние ворота, к нижней части города. Князь Андрей Курбский с двумястами воинов пресек им дорогу; удерживал их в тесных улицах, на крутизнах; затруднял каждый шаг; давал время нашим разить тыл неприятеля и стал в Збойливых воротах, где присоединилось к нему еще несколько сот Россиян. Гонимые, теснимые Казанцы по трупам своих лезли к стене, взвели Едигера на башню и кричали, что хотят вступить в переговоры. Ближайший к ним Воевода, Князь Дмитрий Палецкий, остановил сечу. "Слушайте, - сказали Казанцы: - доколе у нас было Царство, мы умирали за Царя и отечество. Теперь Казань ваша: отдаем вам и Царя, живого, неуязвленного: ведите его к Иоанну, а мы идем на широкое поле испить с вами последнюю чашу". Вместе с Едигером они выдали Палецкому главного престарелого Вельможу, или Карача, именем Заниеша и двух Мамичей, или совоспитанников Царских; начали снова стрелять, прыгали со стены вниз и хотели идти к стану нашей Правой Руки; но, встреченные сильною пальбою из укреплений, обратились влево: кинули тяжелое оружие, разулись и перешли мелкую там реку Казанку в виду нашего войска, бывшего в крепости, на стенах и Дворе Царском, за горами и стремнинами. Одни юные Князья Курбские, Андрей и Роман, с малочисленною дружиною успели сесть на коней, обскакали неприятеля, ударили на густую толпу его, врезались в ее средину, топтали, кололи. Но Татар было еще 5000, и самых храбрейших: они стояли, ибо не страшились смерти; стиснули наших Героев, повергнули их уязвленных, дымящихся кровью, замертво на землю, - шли беспрепятственно далее гладким лугом до вязкого болота, где конница уже не могла гнаться за ними, и спешили к густому темному лесу: остаток малый, но своим великодушным остервенением еще опасный для Россиян! Государь послал Князя Симеона Микулинского, Михайла Васильевича Глинского и Шереметева с конною дружиною за Казанку в объезд, чтобы отрезать бегущих Татар от леса: Воеводы настигли и побили их. Никто не сдался живой; спаслись немногие, и то раненые.
Город был взят и пылал в разных местах; сеча престала, но кровь лилася; раздраженные воины резали всех, кого находили в мечетях, в домах, в ямах; брали в плен жен и детей или чиновников. Двор Царский, улицы, стены, глубокие рвы были завалены мертвыми; от крепости до Казанки, далее на лугах и в лесу еще лежали тела и носились по реке. Пальба умолкла; в дыму города раздавались только удары мечей, стон убиваемых, клик победителей. Тогда главный военачальник, Князь Михайло Воротынский, прислал сказать Государю: "Радуйся, благочестивый Самодержец! Твоим мужеством и счастием победа совершилась: Казань наша, Царь ее в твоих руках, народ истреблен или в плену; несметные богатства собраны: что прикажешь? Славить Всевышнего, ответствовал Иоанн, воздел руки на небо, велел петь молебен под святою хоругвию и, собственною рукою на сем месте водрузив Животворящий Крест, назначил быть там первой церкви Христианской. Князь Палецкий представил ему Едигера: без всякого гнева и с видом кротости Иоанн сказал: "Несчастный! разве ты не знал могущества России и лукавства Казанцев?" Едигер, ободренный тихостию Государя, преклонил колена, изъявлял раскаяние, требовал милости. Иоанн простил его и с любовию обнял брата, Князя Владимира Андреевича, Шиг-Алея, Вельмож; ответствовал на их усердные поздравления ласково и смиренно; всю славу отдавал Богу, им и воинству; послал Бояр и ближних людей во все дружины с хвалою и с милостивым словом, велел очистить в городе одну улицу от ворот Муравлеевых ко двору Царскому и въехал в Казань: пред ним Воеводы, Дворяне и Духовник его с крестом; за ним Князь Владимир Андреевич и Шиг-Алей. У ворот стояло множество освобожденных Россиян, бывших пленниками в Казани: увидев Государя, они пали на землю и с радостными слезами взывали: "Избавитель! Ты вывел нас из ада! Для нас, бедных, сирых, не щадил головы своей!" Государь приказал отвести их в стан и питать от стола Царского; ехал сквозь ряды складенных тел и плакал; видя трупы Казанцев, говорил: "это не Христиане, но подобные нам люди"; видя мертвых Россиян, молился на них Всевышнему, как за жертву общего спасения. При вступлении во дворец Бояре, чиновники, воины снова поздравляли Иоанна. Они с умилением говорили друг другу: "Где Царствовало зловерие, упиваясь кровию Христиан, там видим Крест Животворящий и Государя нашего во славе!" Все единогласно, единодушно, в умилении сердец принесли благодарность Небу. Иоанн велел тушить огонь в городе и всю добычу, все богатства Казанские, всех пленников, кроме одного Едигера, отдал воинству; взял только утварь Царскую, венец, жезл, знамя державное и пушки, сказав: "Моя корысть есть спокойствие и честь России!" Он возвратился в стан; хотел видеть войско и вышел к полкам с лицом светлым. Они еще дымились кровию неверных и своею; многие витязи, по словам Летописца, сияли ранами, драгоценнейшими алмазов. Иоанн стал пред войском и громко произнес речь, исполненную любви и милости. "Воины мужественные! - говорил он. - Бояре, Воеводы, чиновники! в сей знаменитый день страдая за имя Божие, за веру, отечество и Царя, вы приобрели славу неслыханную в наше время. Никто не оказывал такой храбрости; никто не одерживал такой победы! Вы новые Македоняне, достойные потомки витязей, которые с Великим Князем Димитрием сокрушили Мамая! Чем могу воздать вам?.. Любезнейшие сыны России там, на поле чести лежащие! вы уже сияете в венцах Небесных вместе с первыми мучениками Христианства. Се дело Божие, наше есть славить вас во веки веков, вписать имена ваши на хартии Священной для поминовения в Соборной Апостольской церкви. А вы, своею кровию обагренные, но еще живые для нашей любви и признательности! все храбрые, коих вижу пред собою! внимайте и верьте моему обету любить и жаловать вас до конца дней моих... Теперь успокойтесь, победители!" Войско ответствовало радостными кликами. Иоанн посетил, утешил раненых; немедленно отправил шурина своего, Данила Романовича, в Москву с счастливою вестию к супруге, к Митрополиту, к Князю Юрию; сел обедать с Боярами и дал пир воинам. Сей великолепный праздник отечества украшался воспоминанием минувших зол, чувством настоящей славы и надеждою будущего благоденствия.
В тот же день Иоанн послал жалованные грамоты во все окрестные места, объявляя жителям мир и безопасность. "Идите к нам, - писал он, - без ужаса и боязни. Прошедшее забываю, ибо злодейство уже наказано. Платите мне, что вы платили Царям Казанским". Устрашенные бедствием их столицы, они рассеялись по лесам: успокоенные милостивым словом Иоанновым, возвратились в домы. Сперва жители арские, а после вся Луговая Черемиса прислали старейшин в стан к Государю и дали клятву верности.
3 октября погребали мертвых и совершенно очистили город. На другой день Иоанн с Духовенством, синклитом и воинством торжественно вступил в Казань; избрал место, заложил кафедральную церковь Благовещения, обошел город со крестами и посвятил его Богу истинному. Иереи кропили улицы, стены святою водою, моля Вседержителя, да благословит сию новую твердыню православия, да цветет в ней здравие и доблесть, да будет вовеки неприступною для врагов, вовеки неотъемлемою собственностию и честию России!.. Осмотрев всю Казань; назначив, где быть храмам, и приказав немедленно возобновить разрушенные укрепления, стены, башни, Государь с Вельможами поехал во дворец, на коем развевалось знамя Христианское.
Так пало к ногам Иоанновым одно из знаменитых Царств, основанных Чингисовыми Моголами в пределах нынешней России. Возникнув на развалинах Болгарии и поглотив ее бедные остатки, Казань имела и хищный, воинственный дух Моголов. и торговый, заимствованный ею от древних жителей сей страны, где издавна съезжались купцы Арменские, Хивинские, Персидские (и где он доныне сохранился: доныне Казанские Татары, потомки Золотой Орды и Болгаров, имеют купеческие связи с Востоком). Около 115 лет Казанцы нам и мы им неутомимо враждовали, от первого их Царя Махмета, у коего прадед Иоаннов был пленником, до Едигера, взятого в плен Иоанном, которого дед уже именовался Государем Болгарским, уже считал Казань нашею областию, но при конце жизни своей видел ее страшный бунт и не мог отмстить за кровь Россиян, там пролиянную. Новые мирные договоры служили поводом к новым изменам, и всяка была ужасом для восточной России, где, на всей длинной черте от Нижнего Новагорода до Перми, люди вечно береглися как на отводной страже. Самая месть стоила нам дорого, и самые счастливые походы иногда заключались истреблением войска и коней от болезней, от трудностей пути в местах диких, населенных народами свирепыми. Одним словом, вопрос: надлежало ли покорить Казань? соединялся с другим: надлежало ли безопасностию и спокойствием утвердить бытие России? Чувство государственного блага, усиленное ревностию Веры, производило в победителях общий, живейший восторг, и летописцы говорят о сем завоевании с жаром стихотворцев призывая современников и потомство к великому зрелищу Казани, обновляемой во имя Христа Спасителя, осеняемой хоругвями, украшаемой церквами Православия, оживленной (после ужасов кровопролития, после безмолвия смерти) присутствием многочисленного радостного войска, среди свежих трофеев, но уже в глубокой мирной тишине ликующего на стогнах, площадях, в садах, и юного Царя, сидящего на славно-завоеванном престоле, в блестящем кругу Вельмож и Полководцев, у коих была только одна мысль, одно чувство: мы заслужили благодарность отечества - Летописцы сказывают, что небо благоприятствовало торжеству победы; что время стояло ясное, теплое, и Россияне, осаждав Казань в мрачную, дождливую осень, вступили в нее как бы весною.
6 Октября Духовник Государев с Иереями Свияжскими освятил храм Благовещения. В следующие дни Иоанн занимался учреждением Правительства в городе и в областях; объявил Князя Александра Горбатого-Шуйского Казанским Наместником, а Князя Василия Серебряного его товарищем; дал им письменное наставление, 1500 детей Боярских, 3000 стрельцов со многими Козаками, и 11 Октября изготовился к отъезду, хотя благоразумные Вельможи советовали ему остаться там до весны со всем войском, чтобы довершить покорение земли, где обитало пять народов: Мордва, Чуваши, Вотяки (в Арской области), Черемисы и Башкирцы (вверх по Каме). Еще многие из их Улусов не признавали нашей власти; к ним ушли некоторые из злейших Казанцев, и легко было предузнать опасные того следствия. В стане и в Свияжске находилось довольно запасов для прокормления войска. Но Иоанн, нетерпеливо желая видеть супругу и явить себя Москве во славе, отвергнул совет мудрейших, чтобы исполнить волю сердца, одобряемую братьями Царицы и другими сановниками, которые также хотели скорее отдохнуть на лаврах. Отпев молебен в церкви Благовещения и поручив хранение новой страны своей Иисусу, Деве Марии, Российским Угодникам Божиим, Царь выехал из Казани, ночевал на берегу Волги, против Гостиного острова, и 12 октября с Князем Владимиром Андреевичем, с Боярами и с пехотными дружинами отплыл в ладиях к Свияжску. Князь Михайло Воротынский повел конницу берегом к Василю городу, путем уже безопасным, хотя и трудным.
Пробыв только один день в Свияжске и назначив Князя Петра Шуйского правителем сей области, Иоанн 14 октября под Вязовыми горами сел на суда. В Нижнем, на берегу Волги, встретили его все граждане со крестами и, преклонив колена, обливались слезами благодарности за вечное избавление их от ужасных набегов Казанских; славили победителя, громогласно, с душевным восхищением, так, что сей благодарный плач, заглушая пение Священников, принудил их умолкнуть. Тут же Послы от Царицы, Князя Юрия, Митрополита здравствовали Государю на Богом данной ему отчим, Царстве Казанском. Собрав в Нижнем все воинство; снова изъявив признательность своим усердным сподвижникам; сказав, что расстается с ними до первого случая обнажить со славою меч за отечество, он уволил их в домы; сам поехал сухим путем через Балахну в Владимир и в Судогде встретил Боярина Василия Юрьевича Траханиота, который скакал к нему от Анастасии с вестию о рождении сына, Царевича Димитрия. Государь в радости спрыгнул с коня, обнял, целовал Траханиота; благодарил Небо, плакал и, не зная, как наградить счастливого вестника, отдал ему с плеча одежду царскую и коня из-под себя. Иоанн имел уже двух дочерей, Анну и Марию, из коих первая скончалась одиннадцати месяцев: рождение наследника было тайным желанием его сердца. Он послал шурина, Никиту Романовича, к Анастасии с нежными приветствиями; останавливался в Владимире, в Суздале единственно для того, чтобы молиться в храмах, изъявлять чувствительность к любви жителей, отовсюду стекавшихся видеть лицо его, светлое радостию; заехал в славную Троицкую Обитель Св. Сергия, знаменовался у гроба его, вкусил хлеба с Иноками и 28 Октября ночевал в селе Тайнинском, где ждали его брат, Князь Юрий, и некоторые Бояре с поздравлением; а на другой день, рано, приближаясь к любезной ему столице, увидел на берегу Яузы бесчисленное множество народа, так что на пространстве шести верст, от реки до посада, оставался только самый тесный путь для Государя и дружины его. Сею улицею, между тысячами Московских граждан, ехал Иоанн, кланяясь на обе стороны; а народ, целуя ноги, руки его, восклицал непрестанно: "многая лета Царю благочестивому, победителю варваров, избавителю Христиан!" Там, где жители Московские приняли некогда Владимирский образ Богоматери, несущий спасение граду в нашествие Тамерлана - где ныне монастырь Сретенский, - там Митрополит, Епископы, Духовенство с сею иконою, старцы Бояре, Князь Михайло Иванович Булгаков, Иван Григорьевич Морозов, слуги отца и деда его, со всеми чиноначальниками стояли под церковными хоругвями. Иоанн сошел с коня, приложился к образу и, благословенный Святителями, сказал: "Собор Духовенства православного! Отче Митрополит и владыки! я молил вас быть ревностными ходатаями пред Всевышним за Царя и Царство, да отпустятся мне грехи юности, да устрою землю, да буду щитом ее в нашествия варваров; советовался с вами о Казанских изменах, о средствах прекратить оные, погасить огнь в наших селах, унять текущую кровь Россиян, снять цепи с Христианских пленников, вывести их из темницы, возвратить отечеству и церкви. Дед мой, отец, и мы посылали Воевод, но без успеха. Наконец, исполняя совет ваш, я сам выступил в поле. Тогда явился другой неприятель, Хан Крымский, в пределах России, чтобы в наше отсутствие истребить Христианство. Вспомнив слово Евангельское: бдите и молитеся, да не внидете в напасть, вы, достойные Святители Церкви, молились - и Бог услышал вас и помог нам - и Хан, гонимый единственно гневом Небесным, бежал малодушно!.. Ободренные явным действием вашей молитвы, мы подвиглись на Казань, благополучно достигли цели и милостию Божиею, мужеством Князя Владимира Андреевича, наших Бояр, Воевод и всего воинства, сей град многолюдный пал пред нами: судом Господним в единый час изгибли неверные без вести, Царь их взят в плен, исчезла прелесть Магометова, на ее месте водружен Святый крест; области Арская и Луговая платят дань России; Воеводы Московские управляют землею; а мы, во здравии и веселии, пришли сюда к образу Богоматери, к мощам Великих Угодников, к вашей Святыне, в свою любезную отчизну - и за сие Небесное благодеяние, вами испрошенное, тебе, отцу своему, и всему Освященному Собору, мы с Князем Владимиром Андреевичем и со всем воинством в умилении сердца кланяемся". Тут Государь, Князь Владимир и вся дружина воинская поклонились до земли. Иоанн продолжал: "Молю вас и ныне, да ревностным ходатайством у престола Божия и мудрыми своими наставлениями способствуете мне утвердить закон, правду, благие нравы внутри Государства; да цветет отечество под сению мира в добродетели; да цветет в нем Христианство; да познают Бога истинного неверные, новые подданные России, и вместе с нами да славят Святую Троицу во веки веков. Аминь!"
Митрополит ответствовал: "Царю благочестивый! мы, твои богомольцы, удивленные избытком Небесной к нам милости, что речем пред Господом? разве токмо воскликнем: дивен Бог творяй чудеса! .. Какая победа! какая слава для тебя и для всех твоих светлых сподвижников! Что мы были? и что ныне? Вероломные, лютые Казанцы ужасали Россию, жадно пили кровь Христиан, увлекали их в неволю, оскверняли, разоряли святые церкви. Терзаемый бедствием отечества, ты, Царь великодушный, возложив неуклонную надежду на Бога Вседержителя, произнес обет спасти нас; ополчился с верою; шел на груды и на смерть; страдал до крови, предал свою душу и тело за Церковь, за отечество - и благодать Небесная воссияла на тебе, якоже на древних Царях, угодных Господу: на Константине Великом, Св. Владимире, Димитрии Донском, Александре Невском. Ты сравнялся с ними - и кто превзошел тебя? Сей Царствующий град Казанский, где гнездился змий как в глубокой норе своей, уязвляя, поядая нас, - сей град, столь знаменитый и столь ужасный, лежит бездушный у ног твоих; ты растоптал главу змия, освободил тысячи Христиан плененных, знамениями истинной Веры освятил скверну Магометову - навеки, навеки успокоил Россию! Се дело Божие, но чрез тебя совершенное! Ибо ты помнил слово Евангельское: рабе благий! в мале был ecu верен: над многими тя поставлю. Веселися, о Царь любезный Богу и отечеству! Даровав победу, Всевышний даровал тебе и вожделенного, первородного сына! Живи и здравствуй с добродетельною Царицею Анастасиею, с юным Царевичем Димитрием, с своими братьями, Боярами и со всем Православным воинством в богоспасаемом Царствующем граде Москве и на всех своих Царствах, в сей год и в предыдущие многие, многие лета. А мы тебе, Государю благочестивому, за твои труды и подвиги великие со всеми Святителями, со всеми Православными Христианами кланяемся". Митрополит. Духовенство, сановники и народ пали ниц пред Иоанном; слезы текли из глаз; благословения раздавались долго и непрерывно.
Тут Государь снял с себя воинскую одежду, возложил на плеча порфиру, на выю и на перси Крест Животворящий, на главу венец Мономахов, и пошел за Святыми иконами в Кремль; слушал молебен в храме Успения; с любовию и благодарностию поклонился мощам Российских Угодников Божиих, гробам своих предков; обходил все храмы знаменитые и спешил наконец во дворец. Царица еще не могла встретить его: лежала на постеле; но, увидев супруга, забыла слабость и болезнь: в восторге упала к ногам державного Героя, который, обнимая Анастасию и сына, вкусил тогда всю полноту счастия, данного в удел человечеству.
Москва и Россия были в неописанном волнении радости. Везде в отверстых храмах благодарили Небо и Царя; отовсюду спешили усердные подданные видеть лицо Иоанна; говорили единственно о великом деле его, о преодоленных трудностях похода, усилиях, хитростях осады; о злобном ожесточении Казанцев, о блистательном мужестве Россиян, и возвышались сердцем, повторяя: "Мы завоевали Царство! что скажут в свете?"
Несколько дней посвятив счастию семейственному, Иоанн, Ноября 8, дал торжественный обед в Большой Грановитой палате Митрополиту, Епископам, Архимандритам, Игуменам, Князьям Юрию Василиевичу и Владимиру Андреевичу, всем Боярам, всем Воеводам, которые мужествовали под Казанью. "Никогда, - говорят Летописцы, - не видали мы такого великолепия, празднества, веселья во дворце Московском, ни такой щедрости". Иоанн дарил всех, от Митрополита до простого воина, ознаменованного или славною раною, или замеченного в списке храбрых; Князя Владимира Андреевича жаловал шубами, златыми фряжскими кубками и ковшами; Бояр, Воевод, Дворян, Детей Боярских и всех воинов по достоянию - одеждами с своего плеча, бархатами, соболями, кубками, конями, доспехами или деньгами; три дни пировал с своими знаменитейшими подданными и три дни сыпал дары, коих по счету, сделанному в казначействе, вышло на сорок восемь тысяч рублей (около миллиона нынешних), кроме богатых отчин и поместьев, розданных тогда воинским и придворным чиновникам.
Чтобы ознаменовать взятие Казани достойным памятником для будущих столетий, Государь заложил великолепный храм Покрова Богоматери у ворот Флоровских, или Спасских, о девяти куполах: он есть доныне лучшее произведение так называемой Готической Архитектуры в нашей древней столице.
Сей Монарх, озаренный славою, до восторга любимый отечеством, завоеватель враждебного Царства, умиритель своего, великодушный во всех чувствах, во всех намерениях, мудрый правитель, законодатель, имел только 22 года от рождения: явление редкое в Истории Государств! Казалось, что Бог хотел в Иоанне удивить Россию и человечество примером какого-то совершенства, великости и счастия на троне... Но здесь восходит первое облако над лучезарною главою юного Венценосца.
Источники: Карамзин Н.М.История государства Российского в 12-ти томах. Под ред. А.М.Сахарова - М., Наука, 1989; Карамзин Н.М. Сочинения в 2-х т. Л., Худож. лит., 1983; Карамзин Н.М. Об истории государства Российского. Сост. А.И.Уткин. - М., Просвещение, 1990.