§ 127. Внутренние смуты. Пугачевщина.

Смуты, начавшиеся в ценральных и восточных частях России в 70-х годах XVIII ст., отличались большой сложностью и напряженностью. В то время России пришлось начать и вести военные действия в Польше и Турции. Тягости военного времени, конечно, давали себя чувствовать населенно, которое усиленно служило и платило подати в течение многих лет, начиная еще с первых походов в Пруссию при императрице Елизавете (с 1757 г.). Одного этого было бы достаточно, чтобы вызвать неудовольствие в низших, податных слоях народа. Но в то же время непрерывно продолжали расти злоупотребления крепостным правом на крестьян со стороны их помещиков (§118). Крестьяне хорошо сознавали, что они не холопы, а государевы подданные, и негодовали на превращение их в «дворовых» холопов, на смешение их с р»6ами. В начале XVIII в. крестьянин Посошков, современник Петра Великого, составивший несколько замечательных экономических и публицистических сочинений, говорил, что «крестьянам помещики ее вековые владельцы», что «прямой их владелец Всероссийский самодержец, а они владеют временно». Этими словами Посошков указывал на давнюю связь между помещичьей службой государству и крестьянской зависимостью от помещиков. Государство для того подчинило крестьян помещикам и заставило работать на них, чтобы помещики могли служить государству с данной им земли (§ 55). Все крестьянство знало о том, что крестьяне повинны работать на помещика пока он служит и потому, что он служит. И вот, чем дальше, тем все меньше и легче служили помещики; наконец, с 1762 г. им была дана «вольность» служить или не служить, а между тем, крестьянская зависимость становилась от того не легче, а тяжелее, и крестьяне ставились в одно положение с прежними рабами. Во многих местах крестьяне начали после манифеста о вольности дворянской открытые возмущения против помещиков и властей, ища улучшения своей участи. По их представлению, раз уничтожена была обязательная служба помещиков с земли, должно прекратиться и право их на труд крестьян. Как император Петр III, так и императрица Екатерина были вынуждены посылать во многие местности войска, даже с пушками, для усмирения  крестьянских волнений. Так понемногу развивалось неудовольствие и брожение в народных массах.
    На этой уже горючей почве создался первый случайный п для открытого возмущения — в страшной эпидемии чумы. В 1770 г. в Москве эта эпидемия приняла чрезвычайные размеры: умирало говорят, до 1 тыс. человек в день. Все, кто мог, покинули город, присутственные места были закрыты, лавки заперты, прекратились работы. Праздный народ начал волноваться, не исполнял предписаний докторов и властей: не соблюдал предосторожностей, скрывал больных, а умерших хоронил тайно в погребах и садах. Не веря докторам и полиции, суеверные люди восстали даже на церковную власть. Московский архиепископ Амвросий заметил, что народ -обирается толпами в Китай-городе, у Варварских ворот, к бывшей там иконе Богоматери, в уверенности, что именно эта икона уврачует от мора Понимая, что от скучения народа только растет зараза, Амвросий предписал снять икону с городских ворот. За это толпа разбила покои Амвросия в Кремле, убила его самого и начала в Кремле грабеж. Градоначальник сенатор Еропкин пустил в ход оружие для восстановления порядка, причем было убито до ста человек. Несмотря на распорядительность Еропкина, он не мог справиться с эпидемией и волнениями и в этом смысле доносил Екатерине, прося помощи. Тогда Екатерина послала в Москву Гр. Гр. Орлова с особыми полномочиями. Когда к концу 1771 г. мор ослабел и смертность уменьшилась, Екатерина приписала это именно мерам, принятым Орловым.
   Одновременно с развитием губительной эпидемии в центре государства на восточных его окраинах произошло опасное народное возмущение, напомнившее во многом движение Стеньки Разина (§ 84). Началось возмущение в казачьей среде на р. Яике (Урале). Было уже сказано (§ 105), что после Булавикского бунта всякая самостоятельность Дона пала, уцелевшие сторонники Булавина оттуда разбежались, и Донская область перестала быть приютом бродячего и беглого люда. Но казачество с его преданиями о вольной жизни и с его враждой к государству еще не исчезло. Оно жило, сохраняя свои предания и обычаи, со своими выборными предводителями, на юго-восточных окраинах России, на Кубани, Тереке, Яике, везде, где был еще простор степей и рыбный лов, везде, где был еще слаб надзор государственной власти. Как раз в XVIII в. для усмирения инородцев (калмыков и башкир) правительство начало укреплять места по верхнему Яику и его притокам своими крепостями (Оренбург, Илецкий городок и др.) и стало налагать свою руку на яицкое казачество. стесняло казачью вольность, требуя от казаков гарнизонной службы в крепостях, назначая им от себя начальство, подчиняя их своим чиновникам. Происходило то же, что раньше происходило на Дону. Казаки не раз пытались отстаивать свою вольность, не исполняли приказаний и за то подвергались суровым наказаниям. В 1771 г. они начали было открытый бунт, но были жестоко усмирены. Их ссылали в Сибирь и сдавали в солдаты; уничтожили их выборное управление ("старшину") и окончательно подчинили их военным властям того края. Жестокие кары не умиротворили казаков; напротив, они усилили -нх озлобление и окончательно подняли их против государства.       

   Предводителем яицких казаков явился беглый донской казак Емельян  Пугачев, много скитавшийся по России, раз уже пойманный и сидевший в Казани в тюрьме. В 1773 г. он пришел на Яик (где бывал уже и раньше) и назвал себя императором Петром III. Тогда бывали случаи такого самозванства, потому что ранняя смерть Петра III тот час же по его свержении, казалась многим сомнительной и странной. Но в других случаях непопулярное имя Петра III не возбуждало никаких движений. Здесь же, на Яике, оно давало благовидный повод начать движение во имя законного государя против ненавистных властей. В подлинность явившегося государя не все верили; но к нему пошли все недовольные из окрестных мест: казаки, раскольники, инородцы, — каждый с тем, чтобы достигнуть своих желаемых целей. Подняв яицкое казачество, Пугачев успел овладеть несколькими крепостями на Яике (кроме Оренбурга), взял из них пушки и военные припасы и образовал вокруг себя большое войско (до 25 тыс. человек). К нему стали стекаться беглые крестьяне с уральских горных заводов и из внутренних областей государства. Во имя его начали подниматься башкиры, калмыки, татары. Пугачев почувствовал силу и направил свои шайки к Волге. Успех ждал его и там. Как во времена Разина, так и теперь крепостные люди и поволжские инородцы легко поднимались против помещиков и властей. До самой Казани горели дворянские усадьбы, заводы, города. Кто мог, спасался в Казань и Москву; но много дворян, чиновников и офицеров было замучено и убито по городам и селам. Громадный край пылал мятежом.
   Когда стала очевидна опасность народного движения, императрица  Екатерина отправила для борьбы с ним генерала А.И. Бибикова , но она не могла послать с Бибиковым большие военные силы, так как армия была занята военными действиями в Турции и Польше. Бибиков нашел признаки тревоги и беспорядка уже в Москве; когда прибыл в Казань, главный город в районе мятежа, то был изумлен беспорядком и паникой, какие там царили: все готовы были бежать от Пугачева. Бибиков собрал и ободрил местное дворянство, побудил дворян вооружиться и дать средства на борьбу. С собранными им войсками и дворянской милицией ему удалось одолеть Пугачева, освободить города, захваченные им, и прогнать шайки Пугачева от Оренбурга. Мятеж стал потухать, и сам Пугачев бежал в Уральские горы. Но Бибиков умер, говорят, от страшного напряжения сил, и налаженное им дело усмирения мятежа остановилось.
   На весну 1774 г. восстание разгорелось снова. Пугачев опять явился с казаками на Волге и на этот раз усвоил новый обычай. Пораженный не раз войсками майора Михельсона, он стал избегать встречи с ними и быстро переходил с места на место, захватывая города и везде поднимая крестьян на помещиков. Так, он внезапно явился под самой Казанью, крепости не взял, но город пожег и бежал от Михельсона на правый, западный берег Волги и на р. Суру Здесь он поднял крестьянское восстание, взял Пензу, взял Саратов, пошел к г. Царицыну, но оттуда убежал от Михельсона за Волгу на Яик. В это время явился на место действия генерал Суворов, призванный императрицею с театра Турецкой войны, и погнался за Пугачевым. Пугачев был выдан Суворову его же сообщниками, которые уже отчаялись в исходе своего движения. Он был привезен в Москву и казнен (1775).
   Восстание, поднятое казаками, постепенно затихло, и в нем вольное казачество спело свою последнюю песню. С тех пор, под действием государственных порядков, оно потеряло окончательно свой давний оппозиционный склад и превратилось в пограничную милицию, послушную правительственному руководству. В роли такой милиции оно продолжало существовать не только на р. Яике (с тех пор переименованном в р. Урал), но и на реках Тереке и Кубани. Усмирено было и крестьянство. По отношению к восстававшей крестьянской массе начальством принимались суровые меры; наказывались нещадно все, кто так или иначе был прикосновенен к бунту. Крепостное право не было смягчено. Сама императрица, хотя и желала соблюдения возможной гуманности и мягкости, однако выше всего ставила укрепление законной власти и порядка в государстве и потому стояла за применение решительных мер против бунтовщиков. Мало того: подавляя бунт, она под влиянием его деятельно работала над сочинением нового проекта управления губерниями — в тех видах, чтобы дать провинциям твердое устройство и сильную власть.

Далее


История России Историки России История Урала История Оренбуржья Курс лекций Планы практических занятий Тесты Художественная литература Советы и рекомендации Учебные вопросы Литературные задачи Биографические задачи Проблемные задания Библиотеки Документы Хронология Исторический календарь  Архив Ссылки Карта проекта Автор Обновления Титульная страница

Rambler's Top100 Союз образовательных сайтов


© Заметки на полях. УМК. 1999 - 2008