26-го вечером Военно-революционный комитет отдал мне приказ принять на себя
обязанности комиссара Кремля и Арсенала, так
как стало точно известно, что Рябцев готовится ввести юнкеров в Кремль. Тогда же
прапорщик Берзин получил приказ принять на себя обязанность начальника
гарнизона Кремля. Одновременно мы получили донесение, что вооружается белая
гвардия, что юнкера сосредоточивают свои силы, что идут лихорадочные
приготовления к бою, что Манеж занимается юнкерами. Из Манежа, где стоят
автомобили, солдаты передали нам, что Рябцев приказал привести автомобили в
негодность или перегнать их в Кремль. Для нас ясно было, что Кремль хотят
сделать базой, крепостью сил контрреволюции, сил вооруженной буржуазии; мы
видели, что это план того самого «Комитета общественной безопасности», который
засел в городской думе.
Посоветовавшись с Берзиным, мы сочли необходимым усилить гарнизон одной или
двумя ротами 193-го полка. Несколько рот 56-го полка были целиком на нашей
стороне, но мы хотели придать им бодрости этим подкреплением. Вместе с тем,
зная, что Московский гарнизон плохо вооружен, что в противовес белой гвардии
буржуазии необходимо вооружить Красную гвардию пролетариата, мы заручились
приказом Военно-революционного комитета выдать вооружение как солдатам
Московского гарнизона, так и рабочим района.
Ночью я поехал в Хамовнические казармы 193-го полка. Я обратился к членам
полкового комитета, которые в это время были на дежурстве - дежурство было
установлено нами во всех войсковых частях Московского гарнизона, - и предъявил
им данный мне Военно-революционным комитетом приказ. Приказ этот был тотчас же
выполнен, и рота 193-го полка отправилась в Кремль. Я опередил ее. В Кремле
господствовал полный порядок. Утром рано стали въезжать грузовики за оружием.
Начальник Арсенала полковник Лазарев согласился подчиниться требованию
Военно-революционного комитета, настаивая лишь на том, чтобы оружие выдавалось
через определенное лицо (в данном случае прапорщика Берзина) под расписку, с
соблюдением установленных формальностей. Часам к 10 утра было выдано 1500
винтовок, несколько ящиков с патронами и три нагана. Ни одно ружье не было
вынесено за ворота Кремля. Все ворота Кремля были заперты, и только через
калитку у Троицких ворот я распорядился впускать и выпускать живущих в Кремле
служащих, чиновников, священников, монахов, а также подводы с провиантом. Ни
одного выстрела не раздалось за весь день, хотя солдат оскорбляло то, что у
всех ворот стояли юнкера, а у некоторых казаки.Мы прилагали все усилия к тому,
чтобы не пролилась кровь: почему-то была вера в то, что до столкновения не дойдет, что
буржуазия не захочет пережить ужасов» открытой гражданской войны, уступит
внушительным силам рабочих и солдат.
Когда грузовики были загружены, мы знали уже, что Кремль со всех сторон
окружается юнкерами, которые задерживают наши автомобили и встретят выстрелами
наши вооруженные отряды. Случайно выстрелила у Спасских ворот винтовка; тотчас
же юнкера отскочили от ворот, цепью вытянулись вдоль стены и взяли ружья «на
изготовку». Стояли и ждали: вот-вот откроются ворота, вот-вот надо убивать. У
нас была возможность прорваться: в наших руках были броневики, мы могли бы ими
расчистить путь, вывезти оружие и взять на себя инициативу борьбы с юнкерами.
Если я и Берзин этого не сделали, то исключительно потому, что из Центра нам
передали по телефону, что с Рябцевым ведутся переговоры, что в 3 часа дня с
ним поедут выработать условия, в том числе и условия вооружения солдат и
рабочих. После обеда приехали в Кремль Муралов, Ногин и Камский. Я не
присутствовал при их переговорах, но узнал, что 56-й полк останется на местах,
а охрана Кремля будет поручена какой-нибудь другой части; намечались роты
192-го полка. Рябцев же настаивал на том, чтобы охрана Кремля и Арсенала была
поручена юнкерам. Целый день до вечера ждали. Я сам выпустил из Троицких ворот
Рябцева и его адъютанта; теперь глубоко сожалею об этом, так как Рябцев
сыграл, несомненно, провокационную роль во всей этой истории. Вечером снова
прибыли Муралов и Аросев после нового разговора с Рябцевым и предложили
вывести роту 193-го полка из Кремля. Когда солдаты 56-го полка узнали, что
Рябцевым решено ввести в Кремль юнкеров и поручить им охрану Кремля и
Арсенала, они пришли в необычайное волнение. Они готовы были убить Рябцева, и
многие требовали его ареста. Мне и Берзину стоило большого труда отговорить
их, мы доказывали, что этого нельзя сделать, пока Военно-революционный комитет
еще надеется на мирный исход дела путем переговоров. Рябцев несколько раз
пытался доказать солдатам, что он должен ввести юнкеров. Для чего? «Для охраны народного достояния от расхищения»,
- отвечал Рябцев. Это озлобляло, это
разжигало солдат. Снова и снова Рябцев принимался путано доказывать солдатам,
что нет в этом деле врагов, что у всех один фронт, что он стремится сохранить
этот фронт, стремится предотвратить столкновение, оградить Арсенал от расхищения.
Я сказал Рябцеву: «Заявляю вам, как уполномоченный Военно-революционным
комитетом, что Кремль будет охранять 56-й полк, рота 193-го полка будет уведена
тотчас же, как будут сняты с пути стоящие у Кремля юнкера; 56-й полк
добровольно не уступит своих постов юнкерам. Я прошу вас, именно во избежание
кровопролития, не вводите в Кремль юнкеров. Я ручаюсь, что ни одно ружье не
будет вывезено, пока вы с Военно-революционным комитетом не выработаете
условий вооружения солдат и рабочих. Я знаю хорошо настроение солдат, жил все
время с ними и ручаюсь за неизбежность кровопролития, как только юнкера войдут
в Кремль». Напрасно Берзин столь же категорически заявил, что он, начальник
Кремлевского гарнизона, не впустит юнкеров. Напрасно солдаты горячо настаивали
на том же самом.
Рябцев стоял на своем. Только когда кругом стали звучать угрозы, он заявил,
что юнкера войдут для охраны окружного суда. Но и это не было принято. У нас у
всех получилось впечатление, что Рябцев согласился наконец с нами. Рота 193-го
полка стала готовиться к выходу из Кремля, хотя солдаты 56-го полка были
против .этого. Рябцев поехал отдавать распоряжение об уводе юнкеров. Я и
Аросев, взяв пропуска через цепь юнкеров в штабе, поехали на автомобиле через
Троицкие ворота. Автомобиль только успел двинуться, как раздались отчаянные
крики впереди: «Стой, стой!» Шофер с трудом остановил катившийся под гору
автомобиль. Нам приказали выйти. Несколько винтовок в упор направлены были в
нас по обе стороны внешнего проезда. Офицер просмотрел пропуск, покричал ,на
нас из-за того, что мы сразу не остановились, и сказал, что мы
можем ехать. В это время загремел выстрел: пуля над самым моим ухом.
Таким образом, несмотря на то, что терпение солдат в Кремле целый день
подвергалось серьезным испытаниям, они не дали ни «одного выстрела.
Кровь пролита была не нами, кровопролитие начато было юнкерами, ворвавшимися
утром 28-го в Кремль. Оно подготовлялось Рябцевым, Рудневым, Маневичем,
Шубниковым, Гагариным, Друцким и другими вдохновителями юнкеров, погнавшими
этих юношей. В бой против рабочих и солдат... Мы лишь приняли бой, когда он стал неизбежным, и от обороны перешли в наступление.
Известия ВЦИК Советов крестьянских, рабочих, казачьих и
красноармейских депутатов и Московского Совета рабочих и красноармейских
депутатов. 1918. 6 нояб.