Из воспоминаний бригадира В.Я. Шидека

 1929-1931 гг.

В октябре 1929 г. мы - артель каменщиков из шести человек - прибыли на площадку Кузнецкстроя.

Поезд прибыл вечером. Станция Кузнецк тогда состояла всего из двух вагонов и двух путей. Кое-где мелькали на столбах керосиновые фонари. - Где же площадка? - спрашивали мы. - Там, - и указывали на север. - Там, за болотом, под горой. Навьючив котомки, мы направились в этом направлении, на север, где мигал свет нескольких электрических лампочек.

Когда пришли на Верхнюю колонию, увидели здесь несколько земляных бараков и временно поместились в душной маленькой комнатушке. Дня через два нас поселили в лучший барак, мы устроились и приступили к работе. Скажу сначала, как мы жили. Жили мы на Нижней колонии в бараке N 14, вся артель в одной комнате. Поставили плиту, наняли женщину, и она нам варила обед и ужин.

Ведь тогда была одна разъединственная столовка, да и та в земляном бараке. Порядка в ней не было , ложек не давали, и каждый столующийся приходил со своей ложкой, а нет - так хлебает через край, а кашу корочкой выгребает. Посуда мылась на том же столе, где и обедали. Придет посудомойка с ведром, поставит на стол, перемоет все и переходит на другой стол.

На производстве работа кончалась в 5 часов. Работу кончали по сигналу. У плотников старший артели топором о топор постучит; у других висела где-нибудь на столбе рельса, - в нее били. Придем домой, помоемся, поужинаем, начинаем газету читать. Потом разговоры, споры начнутся. Больше всего было споров о международном положении. Много было разговоров об американцах, которые должны были работать у нас на Кузнецкстрое.

В то время из нас никто не был ни в партии, ни в комсомоле. Но религиозных и отсталых настроений у нас не было, церковных праздников не справляли, как это делали многие грабари и землекопы.

Мы большое внимание обращали на чистоту. Спали на топчанах, но как только заведутся клопы, мы их ликвидируем немедленно. Утром мы все перетрясали постели. В бараке у нас была коллекция портретов вождей, были исторические картины. Имелись балалайки и гармонь.

Производственные собрания своей артели мы устраивали тут же в бараке, прямо за чаем, почти ежедневно.

Скажу теперь, как мы работали.

Начали мы со здания заводоуправления. Тут мы впервые ввели подогрев гравия. Бетон приходилось лить на морозе, а так как печей не было, то мы обливали гравий кипятком. Бетон дожили на перемычки, а чтобы не промерзали фундаменты, - накрывали кошмой, паклей и бетонировали.

Тут нам задавали норму в 500 кирпичей, но мы сами повысили до 1000 кирпичей. Старались работать быстрее и поэтому перерывы на курение не делали. Чтобы завернуть цыгарку из махорки, нужно затратить минуту-две, а это стоит десятки кирпичей. Поэтому мы курили только папиросы и только на ходу.

После заводоуправления мы работали на техническом складе, на мясохранилище, на здании ФЗУ, на домах Садгорода и затем в шамотодинасовом цехе. Вспоминаю работу на ФЗУ, где мы вели красную кладку. К концу 1930 г. мы должны были сделать 40 проц. здания, а мы сделали все 100 проц.

Мы работали по западному методу, а остальные по "православному", по-русски , западный метод - это почти тот же цитовский. На этой работе мы внесли ряд рационализаторских предложений. Первое - шаблоны для оконных и дверных проемов и угольники для углов. Второе - трехчетвертной кирпич. Это важное дело, и применение такого кирпича сэкономило бы на теске около 25 проц. всей обработки. Третье - мы ввели шлакоасбестовые плиты, которые могут заменить очень дефицитные стройматериалы: тес, плахи и т.д. Четвертое - козоносные ящики для разливки раствора. В декабре 1930 г. мы закончили здание ФЗУ и вскоре перешли на шамотодинасовый цех и начали работу по огнеупорной кладке. Раньше мы на огнеупоре не работали. Размаху сразу дать не могли. Но вскоре освоили и, вместо теплостроевской нормы 165 кирпичей, стали давать по 1200 кирпичей.

Здесь у нас начались недоразумения с хозяйственниками. Они у нас и потом в других цехах встречались.

Почему? Мы выдвигаем встречный, мы ломаем планы и графики. Мы расходуем декадный материал в два дня. Мы требуем, а они достать не могут, начинают серчать. А мы не уступаем. Получается грызня. Я сроду никогда не уступал и уступать не намерен. Вот и доходит до скандала.

Там был прораб, старый подрядчик, Теплев. Он привез из центра свою артель. Кулацкая это была артель. Они не в состоянии были или не хотели сделать, сколько мы делали. Когда мы начали нажимать, они стали нам врагами, угрожали головы рубить и т.д. Теплова скоро сняли и начальником сделали Олейникова, коммуниста. Но и этот был хорош. Он был против встречного плана, спорил с Франкфуртом , у нас с ним скоро обострились отношения. Влияло тут еще и вот что.

Нашу бригаду Франкфурт знал чуть ли не с первого дня своего приезда на площадку. Когда он приходил на шамотодинасовый цех, он всегда сначала идет к нам, поговорит, все расспросит, а потом уже идет к начальнику цеха.

Олейникова мы скоро разоблачили как оппортуниста, и он был исключен из партии. А теплостроевских кулаков влили в нашу же бригаду, и у нас стала бригада в 60 человек. Они пытались разложить нашу бригаду, но мы с ними боролись и некоторых исправили. В мае 1931 г. нас перебросили на кладку коксовых печей. Кладка здесь сложная, - из наших каменщиков никто на такой не работал. Здесь работали французы, и они дали норму 0,5 тонны. Плановый отдел увеличил до 0,8 тонны. Но когда я подсчитал, то понял, что какая бы ни была сложная работа, а тонну-то уж сделать можно. Мы выдвинули тонну.

Французы косились на нас, считали чудаками и сердились, особенно, когда мы еще новый встречный выдвинули - 2,2 тонны. Потом мы и эту цифру перекрыли, давая до 3,8 тонн. Французы несколько раз бросали работу и со злостью уходили, потому что они не успевали за нами смотреть.

Мы выигрывали на расстановке рабочей силы. Там, где французы ставили б человек, нам достаточно было 4 человек. Так как был приказ слушаться французов, мы при раскомандировке ставили шесть человек, а потом, как только уходили французы, немедленно снимали и перебрасывали на другой участок.

В конце - концов французы удрали, уехали совсем, и цех мы построили без них. Тут у нас было соревнование с бригадой Оболенского из Донбасса. Мне было тяжело за ними угнаться. Вся его бригада состояла из молодежи, инструкторов с цитовских курсов, а моя бригада - старики, такой кладки в жизнь не видели.

За нашей работой в течение 2 месяцев изо дня в день и даже ночью наблюдали писатели Панферов и Ильенков. Они неплохо о нас написали, хотя и не все, что нужно. У нас в бригаде было 74 человека, и работали мы в 3 смены Ни один писатель всего не охватит, не подметит, не изучит.

- Когда ты не бываешь на работе? - спрашивал меня Панферов.

Что я мог ответить? Когда мы кончали первую батарею в подарок XYI партийной конференции, то я в течение 4 дней не уходил с печи, домой не являлся. Подушкой для отдыха мне служила рельса, а чтобы было помягче, подкладывал брезентовые рукавицы.

Как раз перед этим у меня заболела жена, и я ее отправил в Томск, а дома остались двое ребят, одному 3 года, другому 7 лет. И вот, на второй день после моего ухода младший сынишка заболел и скоропостижно помер. Я под производственным угаром забыл про ребятишек. На пятый день прихожу домой и вижу - младший мой ребенок помер, а старший где-то ходит по площадке и ищет меня. Соседи также ходили и искали, но не нашли А трупик начал уже пахнуть. Делать нечего, надо хоронить, а после пришлось хорошенько выпить. Пил за победу и пил за горе.

Потом мы работали на домна Здесь у нас сразу не заладилось.

На комсомольском каупере работали комсомольцы. Они вступили с нами в соревнование, а мы об этом даже и не знали, пока они нам не поднесли сюрприз: проиграл, мол, ты, Шидек...

Началась травля нашей бригады, сделали вызов. Назавтра слет ударников и нас крыли во всю, прямо позором нас заклеймили на митинге. Обещали какую-то телегу сделать и нас на этой телеге тянуть на буксире.

Я обратился за помощью к "Рабочей газете". Она нам помогла, и мы на 5 и 6 каупере задание перевыполнили на 370 проц. Нас премировали жильем. Из барака переселили в 6-й каменный дом, дали по комнате.

После этого нас перебросили на прокат, где мы работаем и до сих пор. Но теперь я уже не бригадир - недавно меня сделали помощником начальника по производственным совещаниям. Работа эта мне пока не нравится." Работаю, работаю и результатов перед собой не вижу, а положишь кирпич, так видно, что сделано. С удовольствием бы опять перешел на производство. Да и душа болит за бригаду.

Нас многие не любят. Почему? Нас много хвалили. А если будут хвалить одну бригаду, другие опустят руки.

Когда мы на коксовом давали 3,8 тонны, - у многих достижением считалась 1 тонна. На нас сердятся, но мне все равно. Ведь мы работаем своим трудом, добиваемся зарплаты своим трудом. Соревнование затравить нужно. Чем больше будут над нами смеяться, тем больше мы сил положим, не дадим над собой смеяться.

Не выйдет, чтобы без обиды было. Если нельзя добром, - затравить нужно, затравить кровно. Нужно встряхнуть человека. Когда он встряхнется, все бросает старое и начинает делать по-новому.

Если подденем кого-нибудь, пускай сердится, зато он начинает нас догонять, - пускай догоняет. 

Кузнецкстрой в воспоминаниях. Новосибирск, 1934. С. 93-97.

Даты: 1931
Источник: История России. 1917 - 1940. Хрестоматия / Сост. В.А. Мазур и др.; под редакцией М.Е. Главацкого. Екатеринбург, 1993
Опубликовано в INTERNET: 2001, ноябрь