ПРЕОБРАЗОВАНИЕ УПРАВЛЕНИЯ. ПОРЯДОК ИЗУЧЕНИЯ. БОЯРСКАЯ ДУМА И ПРИКАЗЫ.
РЕФОРМА 1699 г. ВОЕВОДСКИЕ ТОВАРИЩИ. МОСКОВСКАЯ РАТУША И КУРБАТОВ. ПОДГОТОВКА
ГУБЕРНСКОЙ РЕФОРМЫ. ГУБЕРНСКОЕ ДЕЛЕНИЕ 1708 г. УПРАВЛЕНИЕ ГУБЕРНИЕЙ. НЕУДАЧА
ГУБЕРНСКОЙ РЕФОРМЫ. УЧРЕЖДЕНИЕ СЕНАТА. ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ЗНАЧЕНИЕ СЕНАТА. ФИСКАЛЫ.
КОЛЛЕГИИ.
ПОРЯДОК ИЗУЧЕНИЯ. Преобразование управления -
едва ли не самая показная, фасадная сторона преобразовательной деятельности
Петра; по ней особенно охотно ценили и всю эту деятельность. Но при этом
принимали во внимание не столько медленный и тяжелый процесс перестройки
правительственных учреждений, сколько их строй в окончательной отделке, данной
им уже к концу царствования. Административная реформа имела подготовительную
цель - создать общие условия успешного исполнения остальных реформ; но
управление получило пригодную к тому постановку, когда основные реформы, военная
и частью финансовая, были уже в полном ходу. Надобно видеть, как отразился этот
разлад средств и целей на ходе всей преобразовательной деятельности. Привычные
особенности всей реформы Петра, ее частичность, незаметность цельного плана,
зависимость от изменчивых требований текущей минуты более всего затрудняют
изучение произведенных при Петре перемен в управлении. При хронологическом их
обзоре ускользает из рук нить преобразовательной работы, а обзор систематический
вносит в нее планомерность, какой она долго не получала. Впрочем, в интересе
точного изучения безопаснее следовать за беспорядочными переходами Петра от
одной сферы управления к другой, чем за собственной мыслью, наклонной к системе.
Мы вынесем смутное впечатление, но исправим его в конце обзора, оглянувшись на
изученный предмет, и тогда призовем на помощь схемы государственного права,
обычно разделяющего управление на центральное и местное с ветвистыми
подразделениями того и другого. Самый ход дела позволяет начать обзор, как
следует, с центрального управления.
БОЯРСКАЯ ДУМА И ПРИКАЗЫ. С падения царевны Софьи
чуть не целых двадцать лет, до губернской реформы 1708 г., в самые тяжелые годы,
когда заваривались наиболее крутые меры - военные, промышленные, финансовые, ни
в центральном, ни в областном управлении не видим коренных перемен: действуют
старые учреждения, и действуют как будто по-старому. В центре руководит делами
Боярская дума в присутствии государя, чаще без него; только теперь бояре не
"сидят вверху о делах", как говорили прежде, а "съезжаются в конзилию". Старые
московские приказы соединяются или разделяются обыкновенно под новыми
названиями, и к ним пристраиваются для новых дел новые, формируемые по образцу
прежних: Преображенский для гвардии и дел тайной полиции.
Адмиралтейский для флота. Военный морской для наемных моряков,
привезенных из-за границы. Но сквозь ветшавшие старые формы управления
пробивались тенденции если не совсем новые, то с обновленной силой. Тройная
борьба придворных партий, заведенных разными царицами, правящих классов,
худавшего боярства с худородными новинками, политических направлений, западников
со стародумами расширяла дорогу господству лиц в ущерб учреждениям. В регентство
царицы Наталии брату ее Льву, начальнику Посольского приказа, совсем пустому
человеку, подчинены были все министры, кроме Т. Стрешнева, министра военного и
внутренних дел, да князя Б. Голицына, который, сидя в Казанском приказе, по
выражению князя Б. Куракина, правил всем Поволжьем "так абсолютно, как бы был
государем", и весь этот край разорил. При временщиках бояре в Думе "были токмо
спектакулями". Уезжая за границу в 1697 г., Петр приказал всем боярам и
начальникам приказов съезжаться к правителю Преображенского приказа князю Ф.
Ромодановскому и "советовать, когда он похочет". Этот "злой тиран, пьяный по вся
дни", по выражению князя Куракина, "скудный в своих рассудках человек, но
великомочный в своем правлении", по отзыву Курбатова, облеченный чрезвычайными
полномочиями по политическим розыскам, стал главою кабинета, председателем Думы,
хотя не имел думного чина, был только стольником. Старая законодательная формула
"государь указал и бояре приговорили" могла бы теперь замениться другой: Т.
Стрешнев или князь Ф. Ромодановский указал, и бояре смолчали. Другая тенденция,
точнее, нужда отразилась на правительственном ведомстве самой Боярской думы.
Донимаемый на каждом шагу новыми расходами, Петр хотел ежеминутно знать свои
наличные средства, рассеянные по многочисленным приказам. Для этого в 1699 г.
восстановлен был Счетный приказ, или Ближняя канцелярия. Это - орган
государственного контроля: сюда все приказы обязаны были доставлять еженедельные
и ежегодные ведомости о своих доходах и расходах, об управляемых ими людях и
зданиях и т. п. Эта канцелярия по отчетам приказов составляла сводные
приходо-расходные ведомости, ряд которых за 1701 - 1709 гг., приложенный к книге
г. Милюкова, дает весьма обильный материал для изучения государственного
хозяйства при Петре. Но и сама Дума усиленно сосредоточилась на государственном,
особенно военном, хозяйстве, когда Петр взял в свое непосредственное ведение
военные действия и внешнюю политику. По сродству дел контрольная палата стала
собственной канцелярией и обычным местом заседаний Боярской думы. Так постепенно
изменялись состав, круг дел и характер деятельности боярского совета. Этот
совет, искони составлявшийся из родовитых людей, теперь, с разложением боярства,
перестал быть боярским, превратился в тесный комитет с разрушавшимся
генеалогическим составом и с иным значением. Боярская дума привыкла действовать
при государе и вместе с ним, под его председательством, и, как его неразлучная
правительственная спутница, имела законодательное значение. Теперь, действуя без
государя, то и дело отлучавшегося, она могла сохранить только распорядительное
значение, решая текущие дела из приказов, а также практически разрабатывая и
приводя в исполнение наскоро данные особые поручения государя по внутреннему
управлению. Петр сам настаивал, чтобы бояре в его отсутствие действовали
самостоятельно, не испрашивая издали его решения по всякому делу. Но такая
раздельность совета и его верховного председателя вызывала потребность
установить порядок ответственности первого перед последним, в чем не было
надобности при их совместном действии. В 1707 г. предписано было боярской
конзилии вести протоколы заседаний, которые непременно подписывались бы всеми ее
членами, "и без того никакого бы дела не определяли, ибо сим всякого дурость
явлена будет", внушительно подтверждало предписание, не грешившее избытком
уважения к государственным советникам, призванным делать такие важные дела.
РЕФОРМА 1699 г. Контрольная палата, ставшая
канцелярией Боярской думы, и эта Дума, превратившаяся в тесную и очень мало
боярскую распорядительную и исполнительную конзилию и даже "канцилию" министров
по делам военного хозяйства, служили выразительными показателями направления, в
каком пойдет административная реформа: ее двигателями, очевидно, станут
регулярная армия и флот, а целью движения - военное казначейство. Первым шагом в
этом направлении была попытка воспользоваться местным самоуправлением как
фискальным средством. В XVII в. по просьбе местных обществ обязанности слишком
притеснительных воевод иногда переносились на выборных из местного дворянства
губных старост. По свидетельству Татищева, так как уездные воеводы "смело
грабили", при царе Федоре явилась мысль предоставить выбор их дворянству в
благодушном чаянии, что доверие и надзор земляков-избирателей обуздают
грабительскую смелость местных блюстителей порядка. На деле ограничились тем,
что сбор стрелецкой подати и косвенных налогов в интересе сохранности от
воеводского хищничества был передан "мимо воевод" выборным старостам и головам
под ответственностью избирателей. Указами 30 января 1699 г. ступили еще шаг
вперед: торгово-промышленным людям столицы ввиду терпимых ими убытков от воевод
и приказных людей предоставлено было выбирать из своей среды погодно
бурмистров, "добрых и правдивых людей, по скольку человек захотят",
которые ведали бы их не только в казенных сборах, но также в судных гражданских
и торговых делах; остальным городам, как и обществам черносошных и дворцовых
крестьян, сказан был указ ради многих им воеводских обид и взяток воеводам их не
ведать, а "буде они похотят", ведаться им в судных делах и казенных сборах
своими выборными мирскими людьми в земских избах - только платить им вдвое
против прежнего оклада. Значит, воевода ставился тяглому обществу в одну цену с
государством. Указ теперь предлагал областным тяглым обществам удвоением
податного оклада откупиться от этих вторых государей, как особым государственным
оброком откупались от кормленщиков при введении земских учреждений царя Ивана
(лекция XXXIX). В полтора века правительство не сделало ни шага вперед в
административной изобретательности. Но дар, предложенный с таким условием,
показался плательщикам слишком дорог, и из 70 городов только 11 приняли его с
этим условием; остальные отвечали, что платить вдвойне не в состоянии, а выбрать
в бурмистры им некого; некоторые даже выразили довольство своими "правдивыми"
воеводами и приказными людьми. Тогда правительство сделало реформу обязательной,
отказавшись от двойного оклада. Городовое самоуправление, очевидно, было нужнее
самому правительству, чем городам, и оно прямо высказывало эту нужду в указах;
воеводы своими "прихотями и ненадобными поборами" причиняли в казенных доходах
большие недоборы и запускали многую недоимку, а от безмездных и ответственных
бурмистров казна могла ждать больших прибылей. В реформе 1699 г. видим один из
многих симптомов недуга, которым страдает русское управление на протяжении
столетий. Это - борьба правительства, точнее, государства, насколько оно
понималось известным правительством, со своими собственными органами, лучше
которых, однако, ему приискать не удавалось. Так, воеводы, потеряв судебную и
административную власть над торгово-промышленным городским и свободным сельским
населением, остались управителями только служилых людей и их крестьян и совсем
исчезли на поморском Севере, где этих классов не было.
ВОЕВОДСКИЕ ТОВАРИЩИ. Но и там, где воеводы
уцелели, правительство находило нужным связать им емкие руки их же братией.
Указом 10 марта 1702 г. упразднялись губные старосты, выборные уездные
блюстители безопасности из местного дворянства. Но правительство не хотело
оставлять дворянские общества безучастными в местном управлении: тот же указ
предписывал "ведать всякие дела с воеводы дворянам, тех городов помещикам и
вотчинникам, добрым и знатным людям, по выборам тех же городов помещиков и
вотчинников", от 2 до 4 человек на уезд. Даровав выборное коллегиальное
управление посадскому торгово-промышленному населению, логически последовательно
было распространить этот порядок и на уездный землевладельческий класс,
сословными правителями которого остались воеводы в силу указов 1699 г. Но здесь
административная логика шла об руку с полным непониманием или невниманием к
положению дел. Уездные дворянские общества старой московской формации,
основанные на территориальном составе частей дворянского ополчения, распадались
с образованием регулярной армии. Вся дворянская наличность, годная к службе,
извлекалась из уездных захолустьев в новые постоянные полки, действовавшие на
далеких окраинах; на местах оставались отставные за негодностью к службе и
нетчики, укрывавшиеся от службы. Мысль построить местное дворянское
самоуправление на инвалидах и "лежебоках", подлежавших за неявку на службу
лишению прав состояния, сама по себе не обещала удачного осуществления. Архивные
документы о воеводских товарищах, приведенные в известность г. Богословским,
изображают практику этого учреждения, вполне отвечавшую степени его
законодательной обдуманности. Местные дворянские общества, т. е. их застрявшие
по усадьбам остатки, отнеслись довольно безучастно к предоставленному им праву и
далеко не везде выбрали воеводских товарищей; пришлось заменить выбор
назначением из столичного приказа или даже по усмотрению воеводы, власть
которого они должны были регулировать; пошли раздоры воевод с товарищами, и лет
через 8 - 9 этот преобразовательный опыт, более курьезный, чем любопытный,
незаметно упразднил сам себя собственной бесполезностью.
МОСКОВСКАЯ РАТУША И КУРБАТОВ. Гораздо серьезнее
и удачнее была перемена в финансовом устройстве городского торгово-промышленного
класса. В этом отношении городские тяглые общества объединялись только
московскими приказами: косвенные сборы со времени устранения от них воевод
города вносили в приказ Большой Казны, а прямую стрелецкую подать в Стрелецкий
приказ. Но правительство хотело поставить высшее московское купечество во главе
всех городов, сделать его своим центральным финансовым штабом, возлагая на него
важные поручения по устройству и взиманию городских сборов. Так, в 1681 г.
комиссии московских гостей поручено было установить оклады стрелецкой подати для
всех городов по их платежным силам. Реформа 1699 г. облекла эти поручения в
постоянное учреждение: одним указом 30 января того года городовые земские избы с
их выборными "земскими" бурмистрами подчинены были по сборам московской
Бурмистерской палате, или ратуше, в которой заседали выборные из крупного
московского купечества бурмистры. Сюда поступали все собранные по городам суммы
и высылались к отчету собиравшие их городовые бурмистры, таможенные и кабацкие,
подчиненные земским. Как высшее центральное место по управлению
торгово-промышленным классом, московская ратуша входила с докладами прямо к
государю помимо приказов и стала чем-то вроде министерства городов и городских
сборов. В ее ведение переданы были поступавшие прежде в 13 московских приказов
сборы стрелецкие, таможенные, кабацкие и другие в окладной сумме свыше миллиона
рублей, а с "прибором" сверх оклада доход ратуши уже в 1701 г. возрос до 1300
тысяч, что составляло больше трети, чуть не половину всего сметного дохода того
года. Доходы ратуши шли на содержание войска. Деятельность ратуши особенно
оживилась с назначением прибыльщика Курбатова инспектором ратушного правления,
т. е. президентом совета бурмистров московской ратуши. Дворовый человек, заняв
министерский пост, не принес на такую высоту рабьего духа, напротив, увидев себя
в самом омуте повального взяточничества и казнокрадства, безмерно разросшегося
за спиной вечно отсутствовавшего царя, поднял неугомонную войну за государев
интерес, невзирая на лица. Что ни письмо к царю, то жалоба на злоупотребления
или донос на великочиновных воров. Он доносил, что в Москве и городах чинится в
сборах превеликое воровство, что и его ратушские подьячие - превеликие воры и
выборные городские бурмистры не лучше их, в Ярославле украли 40 тысяч, а в
Пскове 90; велено было разыскать про это Нарышкину, а тот взял с воров многие
взятки и покрывал их. Курбатов в своих жалобах царю задирал сильных людей, даже
само страшило, заплечного обер-мастера князя Ф. Ю. Ромодановского, выгораживая
только покровителя своего князя Меншикова, набольшого казнокрада, и для
искоренения зла даже просил себе у царя карательной диктатуры, разрешения
приговаривать к смерти "производителей воровству". Он писал о сотнях тысяч,
прибавленных им к доходам ратуши, о подъеме ее доходного бюджета до 1 1/2
миллиона. Несмотря на эти успехи, ратуша с трудом оплачивала военные расходы, и
губернская реформа положила конец руководящей финансовой роли Курбатова и самой
ратуше
ПОДГОТОВКА ГУБЕРНСКОЙ РЕФОРМЫ. Губернская
реформа 1708 г. вызвана была направлением деятельности Петра, в свою очередь
вынужденным внешними и внутренними событиями, прямо или косвенно связанными с
войной. Прежние цари сидели в столице, изредка прогуливаясь на богомолье или в
военный поход, и все управление носило характер строгой централизации. Местные
средства в виде налогов, прямых или косвенных, через воевод стекались в столицу,
рассыпаясь по разным московским приказам, и большая часть сборов здесь
поглощалась, а меньшая доля растекалась по местам в виде жалованья
провинциальным служилым людям и на другие местные нужды. Петр поколебал эту
старую, устойчивую и даже застоявшуюся централизацию. Прежде всего он сам
децентрализовался к окружности, бросив старую столицу, отбыл на окраины, и эти
окраины загорались одна за другой либо от его пылкой деятельности, либо от
бунтов, вызванных этой же деятельностью. Окончив военную операцию на той или
другой границе, в каком-либо углу государства, Петр не оставлял его в покое, а
поднимал на ноги новым тяжелым предприятием. После первого азовского похода он
стал строить флот в Воронеже, и ряд городов Донского бассейна приписан был к
учрежденному в Воронеже Приказу адмиралтейских дел. Сюда гнали тысячи работников
и везли все местные податные сборы на корабельное дело, помимо московских
приказов. То же было по завоевании Азова, когда другой ряд городов приписан был
налогами и рабочими силами к постройке гавани у Таганрога. То же повторилось и
на другой окраине по завоевании Ингрии, когда началась постройка Петербурга и
основалась Олонецкая верфь для балтийского флота. В Астрахани поднялся в 1705 г.
бунт против нововведений Петра: для усмирения и устроения края местные доходы
переданы были из ведения центральных учреждений в распоряжение местных властей
на местные нужды. Точно так же по заключении королем Августом Альтранштадтского
мира в 1706 г., когда Петру стало грозить нашествие Карла XII из покорившейся
ему Польши, для обороны западной границы образованы были в ущерб центральному
управлению властные административные центры в Смоленске и Киеве. Так ходом дел
вырабатывалась мысль, что местные средства вместо кружного пути через московские
приказы, где они сильно таяли, выгоднее направлять в областные административные
средоточия с надлежащим расширением компетенции местных правителей, которые даже
украшаются новым титулом губернаторов, хотя их округа еще не зовутся
губерниями. Практическая разработка этой общей мысли облегчалась как сделанными
уже опытами, так и другими соображениями. В Москве действовал ряд областных
приказов, в которых сосредоточивалось финансовое и частью военное управление
обширными округами: таковы были приказы Казанский, Сибирский, Смоленский,
Малороссийский. Оставалось только переместить начальника такого приказа в
подведомственный округ, приблизив его к управляемому населению и тем облегчив
ему руководство местным управлением. Потребность в таком перемещении вызывалась
положением, какое создал себе Петр своей войной. Он хорошо понимал, что,
руководя среди переездов дипломатическими сношениями и военными операциями на
местах, он был не в состоянии следить за ходом внутренних дел, становился плохим
правителем. Оправдывая учреждение губерний, Петр писал Курбатову: "Человеку
трудно за очи все выразуметь и править". Изверившись в способности центральных
приказов и самой ратуши удовлетворить военным нуждам, Петр хотел во главе
крупных округов поставить полномочных наместников, которые прямо на местах могли
бы изыскать необходимые для того средства. Слишком конкретный ум Петра
располагал его более доверяться лицам, чем учреждениям. Отсюда - план разложить
содержание армии по частям на такие округа, раздробив по ним и военный бюджет.
Петр туго вникал в выгоды "единособранного правления", единства государственной
кассы, о чем ему толковал Курбатов, и разделял господствовавший взгляд, что
каждая статья расхода должна быть приурочена к специальному источнику дохода.
После, объясняя смысл губернской реформы, он писал, что все расходы, военные и
другие, он расположил по губерниям, "чтобы всякий знал, откуда определенное
число получать мог". Этот план и положен был в основание губернского деления
1708 г.
ГУБЕРНСКОЕ ДЕЛЕНИЕ 1708 г. Реформа начата была
обычным кратким и неясным указом Петра 18 декабря 1707 г. расписать города к
Киеву, Смоленску и другим намеченным губернским центрам. В следующем году бояре
в Ближней канцелярии после, многих перекроек распределили 341 город на 8 новых
крупных округов: то были губернии Московская, Ингерманландская (потом
названная С.-Петербургской), Киевская, Смоленская, Архангелогородская,
Казанская, Азовская и Сибирская. Но уже в 1711 г. группа городов Азовской
губернии, приписанная к корабельным делам в Воронеже, является со званием
губернии Воронежской, так что губерний вышло 9, ровно столько, сколько
намечено было местных разрядов при царе Федоре. Но этим численным сходством да
еще, пожалуй, административной конструкцией, точнее, общей идеей крупного
военно-административного округа и ограничилась связь губернского деления с
прежним разрядным (лекция XLVIII). Территориальными своими очертаниями губернии
не совпадали ни с этими разрядами, ни с округами московских областных приказов:
в иной губернии совмещалось по нескольку таких округов, а иной округ разрывался
между несколькими губерниями. Роспись руководилась расстоянием городов от
губернских центров или путями сообщения: так, к Москве приписаны были города,
радиусами тянувшиеся от столицы по 9 большим дорогам: новогородской,
коломенской, каширской и другим. Не остались безучастны в этой административной
перетасовке и личные расчеты заранее назначенных губернаторов, все людей
влиятельных, как князь Меншиков, Т. Стрешнев, Ф. Апраксин. Распланировав
губернии, предстояло разложить по ним содержание военных сил, высчитать сумму
военного расхода и рассчитать, какую долю его может принять на себя каждая
губерния: это было основной целью реформы. Над этим делом работали Ближняя
канцелярия и назначенные губернаторы; оно обсуждалось на заседаниях Думы и
губернаторских съездах и протянулось до 1712 г., когда нашли возможным пустить в
ход новопостроенный административный механизм. Над реформой, давно
подготовлявшейся, просуетились целых 4 года, и не без греха: главное контрольное
учреждение, Ближняя канцелярия, расписывая полки по губерниям, по недостатку
сведений пропустила 19 полков. Сам Петр после Полтавы думал не просто о
разложении содержания, но по наступлении скорого мира и о расквартировании
полков по губерниям: он мечтал о близком окончании войны, продлившейся еще 11
лет.
УПРАВЛЕНИЕ ГУБЕРНИЕЙ. Губернская реформа клала
поверх местного управления довольно густой новый административный пласт. По
штатам 1715 г. при губернаторе состояли вице-губернатор как его помощник или
управитель части губернии, ландрихтер для дел судебных, обер-провиантмейстер и
провиантмейстеры для сбора хлебных доходов и разные комиссары. Но и власть
губернатора не была единоличная: попытка в лице воеводских товарищей привлечь
дворянское общество к участию в местном управлении, не удавшаяся в уезде, теперь
была повторена на более широком пространстве. Указ 24 апреля 1713 г. предписал
быть при губернаторах "ландраторам" от 8 до 12 человек, смотря по величине
губернии, и губернатору все дела решать с ними по большинству голосов; в этом
"консилиуме" губернатор был "не яко властитель, но яко президент", только
пользовавшийся двумя голосами. Ландраты, должность, заимствованная из
Остзейского края по его завоевании, назначались Сенатом из двойного числа
"кандидаторов", указанных губернатором. Но потом, вероятно заметив неловкость
назначения советников губернатора по его же представлению, Петр передумал и 20
января 1714 г. предписал: "ландраторов выбирать в каждом городе или провинции
всеми дворяны за их руками". Сенат оставил это предписание без исполнения и
назначил ландратов сам по спискам, присланным губернаторами, а в 1716г. и сам
Петр отменил свое уже забракованное сенаторами распоряжение, указав Сенату
назначать в ландраты офицеров, отставленных за старостью или ранами. Так ландрат
и не стал выборным представителем губернского дворянского общества при
губернаторе, а превратился в чиновника особых поручений Сената и того же
губернатора. Повторилась история с воеводскими товарищами. Но уже до указа о
ландратах-инвалидах эта должность еще дальше отошла от своего первоначального
назначения. Губернии Петра были обширные округа, вмещавшие в себе по нескольку
современных губерний. Так, в состав тогдашней Московской губернии входили
целиком или частями нынешние губернии Московская и огибающие ее Калужская,
Тульская, Владимирская, Ярославская и Костромская. Подразделениями таких
обширных областей оставались прежние уезды, большей частью мелкие. Эта
несоразмерность административных частей с целым рождала потребность в
промежуточной областной единице. С 1711 г. уезды начали соединять в провинции не
в виде общей единовременной меры, а постепенно, по местным или другим
соображениям. Так, большинство уездов Московской губернии образовало 8
провинций. Оба эти подразделения губерний, уездное и провинциальное, Петр
перерезал. еще третьим. Губернии резко различались между собою по доходности для
казны, главным образом по количеству тяглых дворов. В Московской губернии,
например, считалось 246 тысяч дворов, а в Азовской только 42 тысячи. Учет по
дворам был слишком кропотлив. Любя простейшие математические схемы, Петр хотел
привести эти разнообразные губернские величины к одному финансовому знаменателю
и придумал крупную расчетную единицу, долю, положив на нее почему-то 5536
дворов, а за сумму всех дворов в государстве приняв совершенно произвольную
цифру 812 тысяч, будто бы выведенную по переписным книгам 1678 г. Числом таких
долей, насчитанным на каждую губернию, определялось ее участие в государственных
повинностях. Учредив должность ландратов, Петр превратил эту расчетную единицу в
административный округ, подразделив на доли самые губернии, а не просто дворовое
их число в финансовых табелях. После неудачи воеводского управления с выборными
товарищами из местных дворян с 1711 г. вместе с введением губернских учреждений
воеводы там, где они уцелели от реформы 1699 г., под названием комендантов
являются с восстановленными полномочиями, сосредоточивая в своих руках
власть финансовую и судебную не только над сельским, но и над посадским
населением уезда. Трудно сказать, совершилась ли эта отмена городского
самоуправления по распоряжению сверху или действием снизу, силой практики и
привычки. В то же время, видели мы, уезды по местам складывались в провинции под
управлением обер-комендантов, которым подчинялись уездные коменданты провинции.
Указом 28 января 1715 г. упразднялось как старинное уездное, так и слагавшееся
провинциальное деление с комендантами и обер-комендантами, и губерния
разделялась на доли, управителями которых становились ландраты с финансовой,
полицейской и судебной властью, но только над уездным, не над посадским
населением, которого указ предписывал ландратам ни в чем не ведать и в дела его
не вступаться. Этот указ производил новую перекладку областного управления с
разрушением векового фундамента - уезда. Ландратские доли иногда совпадали с
уездами, иногда совмещали в себе по нескольку уездов, нередко разрывали уезд, не
признавая ни истории, ни географии во имя арифметики. Притом, разумеется, нельзя
было разграфить губернию на клетки ровно по 5536 дворов в каждой, и указ
предоставлял губернаторам класть на долю больше или меньше этой нормы,
"поскольку будет удобнее по расстоянию места". Потому в иной доле оказывалось 8
тысяч дворов, в соседней же почти вдвое меньше, и число действительных долей
могло далеко отступить от числа нормальных, а числом долей определялась степень
участия губернии в государственных повинностях, и определялась на авось, "по
рассуждению губернаторскому", которым разрушалась вся долевая математика
законодателя. При этом пришлось увеличить количество ландратов: в Московской
губернии по числу высчитанных в ней долей понадобилось 44 ландрата вместо
назначенных первоначально 13. Наконец, указ 1715 г. расстроил ландратский совет
при губернаторе, главное правительственное место в губернии. Разослав ландратов
по долям, указ опасался оставить губернатора одиноким, безнадзорным: при нем
постоянно должны были оставаться два очередных ландрата по месяцу или по два, а
к концу года все ландраты губернии съезжались в губернский город, сводили
годовые счеты по губернии и решали дела, подлежавшие их полному собранию. Таким
порядком создавалось двусмысленное отношение ландрата к губернатору: как
правитель части губернии ландрат был подчинен губернатору, а как член
ландратского совета был его товарищем. При полномочном значении губернатора как
областного министра, разумеется, восторжествовало первое отношение: губернаторы
обращались с ландратами "яко властелински, а не яко президентски", помыкали ими,
командировали не в очередь, даже подвергали аресту - их, своих товарищей,
вопреки закону. Спешная перекладка учреждений расстраивала служебную дисциплину:
на превышение власти подчиненные отвечали ослушанием властителям. В конце 1715
г., едва ландраты вступили в долевое управление, им поручили произвести новую
перепись, каждому в своей доле. Совмещением текущего управления с таким
громоздким делом замедлялось и то и другое: перепись затянулась на весь 1716 и
1717 гг., а Сенат и царь торопили. Ландратам велено было непременно явиться в
Петербург с переписными книгами по первому зимнему пути в конце 1717 г. Во весь
1718 г. явились далеко не все. Одному ландрату послано было 15 указов: он не
поехал. Велено было высылать неслухов в цепях; за одним послали с приказом
арестовать его, если не поедет, и захватить его людей; но тот не поехал и
объявил: кто станет людей брать, того он бить будет.
НЕУДАЧА ГУБЕРНСКОЙ РЕФОРМЫ. В губернской реформе
законодательство Петра не обнаружило ни медленно обдуманной мысли, ни быстрой
созидательной сметки. Цель реформы была исключительно фискальная. Губернские
учреждения получили отталкивающий характер пресса для выжимания денег из
плательщиков; всего меньше думали о благосостоянии населения. Но нужды казны
росли, и губернаторы не поспевали за ними. Флот к 1715 г. требовал почти вдвое
больше, чем в 1711 г. Линейные балтийские корабли по недостатку средств для
оборудования боялись выступить в открытое море. Полки вовремя не получали
жалованья и превращались в шайки мародеров; послам не высылали денег, и им нечем
было ни содержать себя, ни делать необходимые подкупы. Петр подгонял
исполнителей "жестокими указами", грозил неповоротливым губернаторам, которые
"зело раку последуют", что будет "не словом, но руками со оными поступать".
Сенату предписывалось губернаторов, не умевших "без тягости народной" выискивать
новых доходов, "не щадить в штрафах". С ландратов, не высылавших в столицу денег
по окладу, полученное ими годовое 120-рублевое жалованье взыскивалось обратно.
Губернских комиссаров, служивших лишь передатчиками в сношениях Сената с
губернаторами и совсем неповинных в денежных недосылках из их губерний, били на
правеже дважды в неделю; иных средств ободрения исполнителей, кроме штрафа и
правежа, не могли придумать. Иные губернаторы, радея о казенной прибыли,
пускались на все. Казанский губернатор Апраксин, брат генерал-адмирала,
представлял фальшивые ведомости о придуманных им новых доходах, раз подарил
Петру из таких доходов 120 тысяч рублей (около миллиона на наши деньги) и для
оправдания своей финансовой изобретательности приналег на темных инородцев своей
губернии, между прочим обязав их покупать казенный табак по 2 рубля за фунт на
наши деньги; вводился принудительный сбыт тысяч на полтораста рублей на наши
деньги. Но прибыль оказалась себе дороже: угнетаемые инородцы многотысячной
массой (более 33 тысяч дворов) ушли из губернии, причинив казне ежегодный убыток
чуть не втрое больше всей апраксинской прибыли, какую хотели сорвать с
инородцев. Изворачивались всячески, сокращали расходы, вводили чрезвычайные
временные сборы; но одного такого сбора не поступило и третьей доли - знак, что
стало не с чего брать. В 1708 г., чуя хронический дефицит и не полагаясь на
устарелое приказное управление, Петр искал выхода в децентрализации и переместил
казенные палаты из центра в губернии. Малая удача нового порядка заставила его
думать о повороте назад, к центру, чтобы вполне оправдать басню о музыкантах.
УЧРЕЖДЕНИЕ СЕНАТА. Особенности, усвоенные при
Петре Боярской думой, перешли и в правительственное учреждение, ее сменившее.
Сенат явился на свет с характером временной комиссии, какие выделялись из Думы
на время отъезда царя и в какую сама Дума стала превращаться при частых и долгих
отлучках Петра. Собираясь в турецкий поход, Петр издал коротенький указ 22
февраля 1711 г., который гласил: "Определили быть для отлучек наших
Правительствующий сенат для управления". Или: "Для всегдашних наших в сих войнах
отлучек определили Управительный сенат", - как сказано в другом указе. Итак,
Сенат учреждался на время: ведь Петр не рассчитывал жить в вечной отлучке,
подобно Карлу XII. Затем в указе поименованы новоназначенные сенаторы в числе 9
человек, очень близком к обычному тогда наличному составу когда-то многолюдной
Боярской думы; трое из членов ее - граф Мусин-Пушкин, Стрешнев и Племянников
вступили и в Сенат. Одним указом 2 марта 1711 г. Петр на время своего отсутствия
возлагал на Сенат высший надзор за судом и расходами, заботу об умножении
доходов и ряд особых поручений о наборе молодых дворян и боярских людей в
офицерский запас, об осмотре казенных товаров, о векселях и торговле, а другим
указом определял власть и ответственность Сената: все лица и учреждения обязаны
повиноваться ему, как самому государю, под страхом смертной казни за ослушание;
никто не может заявлять даже о несправедливых распоряжениях Сената до
возвращения государя, которому он и отдает отчет в своих действиях. В 1717 г.,
делая Сенату из-за границы выговор за беспорядки в управлении, "в чем мне за
такою дальностью и за сею тяжкою войною усмотреть невозможно", Петр внушал
сенаторам строго за всем смотреть, "понеже иного дела не имеете, точию одно
правление, которое ежели неосмотрительно будете делать, то пред богом, а потом и
здешнего суда не избежите". Петр иногда вызывал сенаторов из Москвы в место
своего временного пребывания, в Ревель, Петербург, со всеми ведомостями для
отчета, "что по данным указам сделано и чего не доделано и зачем". Никаких
законодательных функций старой Боярской думы не заметно в первоначальной
компетенции Сената: как и консилия министров, Сенат - не государственный совет
при государе, а высшее распорядительное и ответственное учреждение по текущим
делам управления и по исполнению особых поручений отсутствующего государя, -
совет, собиравшийся "вместо присутствия его величества собственной персоны". Ход
войны и внешняя политика не подлежали его ведению. Сенат унаследовал от консилии
два вспомогательных учреждения: Расправную палату, как особое судное отделение,
и Ближнюю канцелярию, состоявшую при Сенате для счета и ревизии доходов и
расходов. Но временная комиссия, какою является Сенат в 1711 г., постепенно
превращается в постоянное верховное учреждение, как временная штаб-квартира на
Неве превратилась в столицу империи, как урядник Преображенского полка
"Александра" Меншиков стал герцогом Ижорским, "сувреном в своем владетельстве",
по выражению князя Куракина.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ЗНАЧЕНИЕ СЕНАТА. Происхождение,
точнее, такое превращение Сената тесно связано с губернской реформой 1708 г. Эта
реформа опустошила или расстроила центральное приказное управление: одни
приказы, как Сибирский и Казанский, она упразднила, переместив их ведомства в
соответственные губернии, другие превратила из общегосударственных в учреждения
Московской губернии. К числу последних принадлежала и московская ратуша, ставшая
теперь просто московской городской управой. Создавалось редкое по конструкции
государство, состоявшее из 8 обширных сатрапий, ничем не объединявшихся в
столице, да и самой столицы не существовало: Москва переставала быть ею, а
Петербург еще не успел стать ею. Объединял области центр не географический, а
личный и передвижной, блуждавший по радиусам и перифериям, сам государь.
Консилия министров собиралась случайно и в случайном составе, несмотря на
предписания, точно регулировавшие ее делопроизводство. По списку 1705 г.
значилось 38 думных людей, бояр, окольничих и думных дворян, а в начале 1706 г.,
когда Карл XII неожиданным движением из Польши отрезал сообщения у русского
корпуса под Гродной, когда нужно было обсудить и принять решительные меры, при
царе в Москве случились только два министра, думных человека: остальные были "на
службах", в служебном разгоне. Из приказов в Москве оставались только требующие
и расходующие, как Военный, Артиллерийский, Адмиралтейский, Посольский. В
столице сосредоточивалось финансовое потребление, а добывала губернская
администрация; но в Москве не оставалось учреждения для высшего распоряжения
финансовым добыванием и для верховного надзора за финансовыми потребителями, т.
е. не было правительства. Среди своих военно-стратегических и дипломатических
операций Петр как будто не замечал, что, учреждая 8 губерний, он создавал 8
рекрутских и финансовых контор для комплектования и содержания полков в борьбе с
опасным врагом, но оставлял государство без центрального внутреннего управления,
а себя - без прямых ближайших истолкователей и проводников своей державной воли.
Таким проводником не мог быть министерский съезд в Ближней канцелярии без
определенного ведомства и постоянного состава, из управителей, занятых другими
делами и обязанных подписаться под протоколом заседания, чтобы сим явить свою
"дурость". Тогда Петру нужна была не государственная Дума, совещательная или
законодательная, а простая государственная управа из немногих толковых дельцов,
способных угадать волю, поймать неясную мысль царя, скрытую в лаконической
шараде наскоро набросанного именного указа, разработать ее в понятное и
исполнимое распоряжение и властно присмотреть за его исполнением, - управа
настолько полномочная, чтобы ее все боялись, и настолько ответственная, чтобы и
самой чего-нибудь бояться. Alter ego царя в глазах народа, ежеминутно
чувствующий над собою царское quos ego, - такова первоначальная идея Сената,
если только какая-либо идея участвовала в его создании. Сенат должен был решать
дела единогласно. Чтобы это единогласие не выжималось чьим-либо личным
давлением, в Сенат не был введен никто из первостепенных сотрудников Петра: ни
Меншиков, ни Апраксин, ни Шереметев, ни канцлер Головкин и пр. Эти "верховные
господа", "принципалы", как их называет указ, ближайшие сотрудники царя по
военным и дипломатическим делам, не входившим в компетенцию Сената, поставлены
были вне его ведомства и могли писать ему "указом царского величества". В то же
время Петр давал знать Меншикову, что и он, князь Ижорский, как петербургский
губернатор, обязан слушаться Сената наравне с другими губернаторами. Видим два
правительства, действовавшие перекрестно, с пересекающимися взаимно
компетенциями, то подчиненно одно другому, то независимо: тогдашнее политическое
сознание умело совмещать в себе такие сочетания несовместимых отношений просто
потому, что не успели или не умели подумать о подобных предметах. Большинство
Сената составилось из дельцов далеко не первостепенной чиновной знати: Самарин
был военным казначеем, князь Григорий Волконский - управителем тульских казенных
заводов, Апухтин - генерал-квартирмейстером и т. п. Такие люди понимали военное
хозяйство, важнейший предмет сенатского ведения, не хуже любого принципала, а
украсть могли, наверное, меньше Меншикова, если же сенатор князь М. Долгорукий
не умел писать, то и Меншиков немного опередил его в этом искусстве, с трудом
рисуя буквы своей фамилии. Итак, двумя условиями созданы были потребности
управления, вызвавшие учреждение Сената как временной комиссии, а потом
упрочившие его существование и определившие его ведомство, состав и значение:
это - расстройство старой Боярской думы и постоянные отлучки царя. Первое
условие, исчезновение центрального правительства, рождало необходимость высшего
правительственного учреждения с постоянным составом и определенным
ведомством, сосредоточенным исключительно на указанных ему делах. Из второго
условия вытекали распорядительный и наблюдательный характер учреждения без
совещательного значения и законодательного авторитета и строгая отчетность в
пользовании чрезвычайными временными полномочиями.
ФИСКАЛЫ. Важнейшая задача Сената, наиболее
выяснившаяся у Петра при его учреждении, состояла в высшем распоряжении и
надзоре за всем управлением. Ближняя канцелярия примкнула к сенатской для
бюджетного счетоводства. Одним из первых актов правительственного оборудования
Сената было устройство органа активного контроля. Указом 5 марта 1711 г. Сенату
предписано было выбрать обер-фискала, человека умного и доброго, какого бы
звания он ни был, который должен над всеми делами тайно надсматривать и
проведывать про неправый суд, "тако ж в сборе казны и прочаго". Обер-фискал
привлекал обвиняемого, "какой высокой степени ни есть", к ответственности перед
Сенатом и там его уличал. Доказав свое обвинение, фискал получал половину штрафа
с уличенного; но и недоказанное обвинение запрещено было ставить фискалу в вину,
даже досадовать на него за это "под жестоким наказанием и разорением всего
имения". Обер-фискал действовал посредством раскинутой по всем областям и
ведомствам сети подчиненных ему фискалов. Так как по указу каждый город должен
быть снабжен одним или двумя фискалами, а городов тогда считалось до 340, то
всех таких сыщиков, столичных, провинциальных и городовых с ведомственными, по
комплекту могло быть не меньше 500. Впоследствии сеть эта стала еще сложнее: во
флоте явился свой обер-фискал с особыми подчиненными фискалами.
Безответственность фискалов манила к произволу и злоупотреблениям, которые и не
замедлили обнаружиться. Сам обер-фискал Нестеров, рьяный обличитель всяких
неправд, не щадивший даже своих прямых начальников - сенаторов, верховных
блюстителей правосудия, не исключая и князя Я. Ф. Долгорукого, служебная
корректность которого входила в пословицу, доведший своими обличениями до
виселицы сибирского губернатора князя Гагарина, - этот самый воитель правды был
уличен во взятках, засужен и присужден к смертной казни через колесование.
Древнерусское судопроизводство допускало извет как частное средство возбуждения
судного дела, но средство обоюдоострое: подводя оговариваемого под пытку,
изветчик и сам мог ей подвергнуться. Теперь донос стал государственным
учреждением, свободным от всякого риска. Постановка должности фискала вносила в
управление и в общество нравственно недоброкачественный мотив. Великорусские
архиереи, равнодушные да и неспособные к нравственному воспитанию своей паствы,
по обычаю смолчали; но малоросс митрополит Стефан Яворский, блюститель
патриаршего престола, не вытерпел и в 1713 г. в царский день в присутствии
сенаторов прямо назвал в проповеди указ о фискалах порочным законом, прибавив к
тому прозрачные и укоризненные намеки на образ жизни самого Петра. Сенаторы
запретили Стефану проповедовать; но Петр не тронул своего высокосановного
обличителя и даже, может быть, вспомнил его проповедь в 1714 г., дав фискальству
в новом указе более осторожную и ответственную постановку и, между прочим,
возложив на него прокурорскую обязанность разыскивать "дела народные, за которых
нет челобитчика". Впрочем, впоследствии другой малоросс - Феофан Прокопович
покрыл либеральный грех земляка, вставив в свой Духовный регламент
стыдливое предписание, чтобы о церковных беспорядках и суеверных обычаях
епископу доносили заказчики или нарочно определенные к тому благочинные, "аки бы
духовные фискалы". Но скоро новоучрежденный Синод, оставив ложную стыдливость и
ссылаясь на тот же Духовный регламент, ввел и в свое ведомство не "аки бы", а
настоящих духовных фискалов по образцу светских, только дал им другое, взятое из
католической терминологии и более внятное духовному слуху, звание -
инквизиторов и предписал вербовать на эту должность "чистосовестных"
людей, разумеется из монашеского чина. Иеромонах Пафнутий, строитель московского
Данилова монастыря, был назначен протоинквизитором. Не ограничивая доноса кругом
должностных отношений, законодательство Петра пыталось вывести его на более
широкое поле действия. Фискальство было по закону вспомогательным орудием
Сената; но сенаторы обращались с фискалами презрительно и грубо, потому что они
доносили царю и на Сенат; князь Я. Долгорукий в Сенате обзывал их антихристами и
плутами. Признавая чин фискала тяжелым и ненавидимым и принимая его под свою
особую защиту, Петр хотел создать ему опору и в общественных нравах. Ряд
всенародно объявленных указов, ополчаясь против грабительства и всякого лукавого
посягательства на государственный интерес, призывал всякого чина людей, "от
первых даже и до земледельцев", без опасения приезжать и доносить самому царю о
грабителях народа и повредителях интересов государственных; время для таких
доношений - с октября по март; правдивый доноситель "за такую службу" получит
движимое и недвижимое, даже чин преступника. По букве закона крестьянин князя
Долгорукого, правдиво на него донесший, получал его усадьбу и чин
генерал-кригспленипотенциара; а кто, прибавлял указ, ведая нарушителей указов,
не известит, сам "будет без пощады казнен или наказан". Донос становился не для
фискала только, но и для простого обывателя "службой", своего рода натуральной
повинностью; обывательские совести отбирались в казну, как лошади в армию.
Поощряемые штрафами, сыск и донос превращались в ремесло, в заработок и вместе
со штрафом грозили стать самой деятельной охраной права и порядка, даже
благопристойности. Древнерусское духовенство успело напугать воображение своей
паствы ужасами загробного воздаяния, но не умело внушить уважения ни к себе
самому, ни к храму божию. В церкви во время богослужения вели себя небрежно,
разговаривали; в 1719 г. не церковный увет, а царский указ для публикации в
Москве - стоять в церквах с безмолвием и назначать из добрых людей, кто бы
смотрел за тем, подвергая бесчинников тут же, не выпуская из церкви, рублевому
штрафу.
КОЛЛЕГИЯ. Сенат, как высший блюститель
правосудия и государственной экономии, располагал с самого начала своей
деятельности неудовлетворительными подчиненными органами. То были в центре куча
старых и новых, московских и петербургских, приказов, канцелярий, контор,
комиссий с перепутанными ведомствами и неопределенными отношениями, иногда со
случайным происхождением, а в областях - 8 губернаторов, не слушавшихся подчас и
самого царя, не только что Сената. При Сенате состояли доставшиеся ему от
министерской консилии Расправная палата, как его судное отделение, и счетная
Ближняя канцелярия. В число главнейших обязанностей Сенату поставлено было
"денег возможно сбирать" и рассмотреть государственные расходы, чтобы отменить
ненужные, а между тем денежные счета ему ниоткуда не присылались, и он за целый
ряд лет не мог составить ведомости, сколько было во всем государстве в приходе,
в расходе, в остатке и в доимке. Эта безотчетность в самый разгар войны и
финансового кризиса всего сильнее должна была убедить Петра в необходимости
полной перестройки центрального управления. Сам он слишком мало подготовлен был
к этой отрасли государственного дела, не имел достаточно ни идей, ни наблюдений
и, как прежде в изыскании новых источников доходов пользовался
изобретательностью доморощенных прибыльщиков, так и теперь в устройстве
управления обратился за помощью к иноземным образцам и знатокам. Он наводил
справки об устройстве центральных учреждений за границей: в Швеции, Германии и
других странах он находил коллегии; иностранцы подавали ему записки о введении
коллегий, и он решил усвоить эту форму русскому управлению. Уже в 1712 г. была
сделана попытка устроить "коллегиум" для торгового дела с помощью иноземцев,
ибо, как писал Петр, "их торги несравненно есть лучше наших". Он поручал своим
заграничным агентам собирать положения об иностранных коллегиях и книги по
правоведению, особенно же приглашать иностранных дельцов на службу в русских
коллегиях, а без людей, "по однем книгам нельзя будет делать, ибо всех
циркумстанций никогда не пишут". Долго и с большими хлопотами набирали в
Германии и Чехии ученых юристов и опытных чиновников, секретарей и писцов,
особенно из славян, которые бы могли наладить дело в русских учреждениях;
приглашали на службу даже пленных шведов, успевших узнать русский язык.
Познакомившись со шведскими коллегиями, которые тогда считались образцовыми в
Европе, Петр в 1715 г. решил взять их за образец при устройстве своих
центральных учреждений. В этом решении нельзя видеть ничего неожиданного или
что-либо своенравное. Ни в московском государственном прошлом, ни в окружавших
Петра дельцах, ни в своем собственном политическом мышлении он не находил
никакого материала для постройки самобытной системы государственных учреждений.
На эти учреждения он смотрел взглядом корабельного мастера: зачем изобретать
какой-то особый русский фрегат, когда на Белом и Балтийском морях прекрасно
плавают голландские и английские корабли. Самодельных русских судов уже немало
сгнило в Переяславле. Но и на этот раз дело пошло обычным ходом всех реформ
Петра: быстрое решение сопровождалось медленным исполнением. Петр отправил
нанятого им голштинского камералиста Фика в Швецию для ближайшего изучения
тамошних коллегий и пригласил к себе на службу силезского барона фон Любераса,
знатока шведских учреждений. Оба навезли ему сотни регламентов и ведомостей
шведских коллегий и собственных проектов о введении их в России, а второй нанял
в Германии, Чехии и Силезии сотни полторы охотников для службы в русских
коллегиях. Оба они, особенно Фик, принимали деятельное участие в образовании
этих коллегий. Наконец, к 1718 г. составили план коллежского устройства,
установили должностной состав каждой коллегии, назначили президентов и
вице-президентов, и всем коллегиям было предписано сочинить себе на основании
шведского устава регламенты, а пункты шведского устава, неудобные "или с
сетуацией сего государства несходные, заменить новыми по своему рассуждению". В
1718 г. президенты должны были устроять свои коллегии, чтобы с 1719 г. начать их
работу; но последовали отсрочки и пересрочки, и коллегии не вступили в действие
с 1719 г., а иные и с 1720 г. Первоначально установлено было 9 коллегий, которые
указ 12 декабря 1718 г. перечисляет в таком порядке и с такими названиями: 1)
Чужестранных дел, 2) Камор, ведомство государственных денежных
доходов, 3) Юстиции, 4) Ревизион, "счет всех государственных
приходов и расходов", т. е. ведомство финансового контроля, 5) Воинской
(коллегиум), ведомство сухопутных военных сил, 6) Адмиралтейской,
ведомство морских сил, 7) Коммерц, ведомство торговли, 8) Берг и
Мануфактур, ведомство горнозаводской и фабричной промышленности, и 9)
Штатс-контор, ведомство государственных расходов. Из этого перечня прежде
всего видно, какие государственные интересы, как первенствующие, требовали себе
по тогдашним понятиям усиленного проведения в управлении: из девяти коллегий
пять ведали государственное и народное хозяйство, финансы и промышленность.
Коллегии вносили в управление два начала, отличавшие их от старых приказов:
более систематическое и сосредоточенное разделение ведомств и совещательный
порядок ведения дел. Из девяти коллегий только разве две совпадали по кругу дел
со старыми приказами: Коллегия иностранных дел с Посольским приказом и
Ревизион-коллегия со Счетным; остальные коллегии представляли ведомства нового
состава. В этом составе исчез территориальный элемент, присущий старым приказам,
большинство которых ведало исключительно или преимущественно известные дела
только в части государства, в одном или в нескольких уездах. Губернская реформа
упразднила много таких приказов; в коллежской реформе исчезли и последние из
них. Каждая коллегия в отведенной ей отрасли управления простирала свое действие
на все пространство государства. Все вообще старые приказы, еще доживавшие свой
век, были либо поглощены коллегиями, либо подчинены им: например, в состав
Юстиц-коллегии вошло 7 приказов. Так упрощалось и округлялось ведомственное
деление в центре; но оставался еще ряд новых контор и канцелярий, которые то
подчинялись коллегиям, то составляли особые главные управления: так, рядом с
Воинской коллегией действовали канцелярии Главная провиантская и
Артиллерийская и Главный комиссариат, ведавший комплектование и
обмундировку армии. Значит, коллежская реформа не внесла в ведомственный
распорядок того упрощения и округления, какое обещает роспись коллегий. И Петр
не мог сладить с наследственной привычкой к административным боковушам, клетям и
подклетям, какие любили вводить в свое управление старые московские
государственные строители, подражая частному домостроительству. Впрочем, в
интересе систематического и равномерного распределения дел и первоначальный план
коллегий подвергся изменению при исполнении. Поместный приказ, подчиненный
Юстиц-коллегии, по обременению ее делами обособился в самостоятельную
Вотчинную коллегию, составные части Берг- и Мануфактур-коллегии
разделились на две особые коллегии, а Ревизионная коллегия, как контрольный
орган, слилась с Сенатом, высшим контролем, и ее обособление, по откровенному
признанию указа, "не рассмотря тогда учинено было" как дело недомыслия. Значит,
к концу царствования всех коллегий было десять. Другим отличием коллегий от
приказов был совещательный порядок ведения дел. Такой порядок не был чужд и
старой приказной администрации: по Уложению судьи или начальники приказов должны
были решать дела вместе с товарищами и старшими дьяками. Но приказная
коллегиальность не была точно регулирована и заглохла под давлением сильных
начальников. Петр, проводивший этот порядок в министерской консилии, в уездном и
губернском управлении, а потом в Сенате, хотел прочно установить его во всех
центральных учреждениях. Абсолютная власть нуждается в совете, заменяющем ей
закон; "все лучшее устроение через советы бывает", - гласит Воинский
устав Петра; одному лицу легче скрыть беззаконие, чем многим товарищам:
кто-нибудь да выдаст. Присутствие коллегии составлялось из 11 членов,
президента, вице-президента, 4 советников и 4 асессоров, к которым прибавлялся
еще один советник или асессор из иностранцев; из двух секретарей коллежской
канцелярии один также назначался из иностранцев. Дела решались по большинству
голосов присутствия, а для доклада присутствию распределялись между советниками
и асессорами, из коих каждый заведовал и соответственной частью канцелярии,
образуя во главе ее особое отделение или департамент коллегии. Введение
иноземцев в состав коллегий имело целью поставить опытных руководителей рядом с
русскими новичками. С той же целью Петр к русскому президенту обыкновенно
назначал вице-президентом иноземца. Так, в Военной коллегии при президенте князе
Меншикове вице-президент - генерал Вейде, в Камер-коллегии президент князь Д. М.
Голицын, вице-президент - ревельский ландрат барон Нирот; только во главе
Горномануфактурной коллегии встречаем двух иностранцев, ученого артиллериста
Брюса и упомянутого Любераса. Указ 1717 г. установлял порядок, как назначенным
президентам "сочинять свои коллегии", составлять их присутствие: на места
советников и асессоров они сами подбирали по два или по три кандидата, только не
из своих сродников и "собственных креатур"; по этим кандидатским спискам
собрание всех коллегий баллотировало на замещаемые должности. Так, повторю,
коллежское деление отличалось от приказного: 1) ведомственным распределением
дел, 2) пространством действия учреждений и 3) порядком ведения дел.