Соловьев С.М. История России с древнейших времен.
Том II
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
СОБЫТИЯ ПРИ ВНУКАХ ЯРОСЛАВА I (1093 - 1125)
Прежние причины усобиц. - Характер Владимира Мономаха. - Он
уступает старшинство Святополку Изяславичу. - Характер последнего. - Нашествие
половцев. - Олег Святославич в Чернигове. - Борьба с ним Святополка и Владимира.
- Неудача Олега на севере. - Послание Мономаха к Олегу. - Съезд князей в Любече
и прекращение борьбы на востоке. - Новая усобица на западе вследствие ослепления
Василька Ростиславича. - Прекращение ее на Витичевском съезде. - Распоряжение
насчет Новгорода Великого. - Судьба Ярослава Ярополковича, племянника великого
князя. - События в Полоцком княжестве. - Войны с половцами. - Борьба с другими
соседними варварами. - Связь с Венгриею. - Смерть великого князя Святополка. -
Киевляне избирают Мономаха в князья себе. - Война с минским князем Глебом и с
волынским Ярославом. - Отношение к грекам и половцам. - Смерть Мономаха. -
Дружина при внуках Ярослава I.
Мы видели, что отсутствие отчинности,
непосредственной наследственности волостей было главною причиною усобиц,
возникших при первом поколении Ярославичей и продолжавшихся при втором: на
Любецком съезде князья отстранили эту главную причину, стараясь ввести каждого
родича во владение теми волостями, которые при первом поколении принадлежали
отцу его. И точно, борьба на востоке с Святославичами за волость Черниговскую
прекратилась Любецким съездом; но не кончилась борьба на западе, на Волыни: там
сидели вместе изгои - Ростиславичи и Давыд Игоревич. Младший из Ростиславичей,
Василько, князь теребовльский отличался необыкновенно предприимчивым духом; он
уже был известен своими войнами с Польшею, на опустошение которой водил
половцев; теперь он затевал новые походы: на его зов шли к нему толпы берендеев,
печенегов, торков; он хотел идти с ними на Польшу, завоевать ее и отмстить ей за
Русскую землю, за походы обоих Болеславов; потом хотел идти на болгар дунайских
и заставить их переселиться на Русь; наконец, хотел идти на половцев, и либо
найти себе славу, либо голову свою сложить за Русскую землю. Понятно, что
соседство такого князя не могло нравиться Давыду, особенно если последний не
знал настоящих намерений Василька, слышал только о его военных приготовлениях,
слышал о приближении варварских полков и мог думать, что воинственный Василько
прежде всего устремит их на его волости: известна была вражда Ростиславичей к
прежнему волынскому князю, Ярополку, известно было подозрение, которое лежало на
них в смерти последнего. Нашлись люди, которые возможность переменили в
действительность; странным могло казаться, что двое доблестнейших князей,
Мономах и Василько, не воспользуются своею доблестию, своею славою для
возвышения, усиления себя на счет князей менее достойных, и вот трое мужей из
дружины Давыдовой - Туряк, Лазарь и Василь начали говорить своему князю, что
Мономах сговорился с Васильком на него и на Святополка, что Мономах хочет сесть
в Киеве, а Василько - на Волыни. Давыд испугался: дело шло о потери волости, об
изгнании, которое он уже испытал; вероятность была в словах мужей его; притом же
мы не знаем, какие еще доказательства приводили они, не знаем, в какой степени
поведение Мономаха и Василька в самом Любече могло подать повод к толкам: в то
время, когда князья мирились и рядились, дружинники их наблюдали и толковали и,
бог весть, до чего могли дотолковаться. Как бы то ни было, летописец и, как
видно, вообще современники складывали главную вину на мужей Давыдовых, а его
обвиняли только за то, что, поддавшись страху, поспешил поверить лживым словам.
Он приехал из Любеча в Киев вместе с Святополком и рассказал ему за верное, что
слышал от мужей своих: "Кто убил брата твоего Ярополка? - говорил он ему, - а
теперь мыслит и на тебя и на меня, сговорился с Владимиром, промышляй о своей
голове!" Святополк смутился, не знал, верить или нет; он отвечал Давыду: "Если
правду говоришь, то бог тебе будет свидетель, если же из зависти, то бог тебе
судья". Потом жалость взяла Святополка по брате, да и о себе стал думать: "Ну
как это правда?" Давыд постарался уверить его, что правда, и стали вместе думать
о Васильке; тогда как Василько с Владимиром не имели ни о чем понятия. Давыд
начал говорить Святополку: "Если не схватим Василька, то ни тебе не княжить в
Киеве, ни мне - во Владимире". Святополк согласился. В это время приехал
Василько в Киев и пошел помолиться в Михайловский монастырь, где и поужинал, а
вечером возвратился в свой обоз. На другой день утром прислал к нему Святополк с
просьбою, чтоб не ходил от его именин; Василько велел отвечать, что не может
дожидаться, боится, не было бы рати дома, Давыд прислал к нему с тем же
приглашением: "Не ходи, не ослушайся старшего брата". Но Василько и тут не
согласился. Тогда Давыд сказал Святополку: "Видишь, не хочет тебя знать,
находясь в твоей волости; что же будет, когда придет в свою землю? Увидишь, что
займет города твои Туров, Пинск и другие, тогда помянешь меня; созови киевлян,
схвати его и отдай мне". Святополк послушался и послал сказать Васильку: "Если
не хочешь остаться до именин, то зайди хотя нынче, повидаемся и посидим вместе с
Давыдом". Василько обещался прийти, и уже сел на лошадь и поехал, как встретился
ему один из слуг его и сказал: "Не езди, князь: хотят тебя схватить". Василько
не поверил, думал: "Как меня схватить? а крест-то мне целовали, обещались, что
если кто на кого первый поднимется, то все будут на зачинщика и крест честной".
Подумав таким образом, он перекрестился, сказав: "Воля господня да будет!" и
продолжал путь. С малою дружиною приехал он на княжий двор; Святополк вышел к
нему навстречу, ввел в избу: пришел Давыд, и сели. Святополк стал опять
упрашивать Василька: "Останься на праздник". Василько отвечал: "Никак не могу,
брат; я уже и обоз отправил вперед". А Давыд во все время сидел, как немой.
Потом Святополк начал упрашивать Василька хотя позавтракать у него; позавтракать
Василько согласился, и Святополк вышел, сказавши: "Посидите вы здесь, а я пойду,
распоряжусь". Василько стал разговаривать с Давыдом, но у того не было ни языка,
ни ушей - так испугался! И, посидевши немного, спросил слуг: "Где брат
Святополк?" Ему отвечали: "Стоит в сенях". Тогда он сказал Васильку: "Я пойду за
ним; а ты, брат, посиди". Но только что Давыд вышел, как Василька заперли,
заковали в двойные оковы и приставили сторожей на ночь. На другой день утром
Святополк созвал бояр и киевлян и рассказал им все, что слышал от Давыда, что
вот Василько брата его убил, а теперь сговорился с Владимиром, хотят его убить,
а города его побрать себе. Бояре и простые люди отвечали: "Тебе, князь, надобно
беречь свою голову: если Давыд сказал правду, то Василька должно наказать; если
же сказал неправду, то пусть отвечает перед богом". Узнали об этом игумены и
начали просить Святополка за Василька; Святополк отвечал им: "Ведь это все
Давыд"; а Давыд, видя, что за Василька просят и Святополк колеблется, начал
получать на ослепление. "Если ты этого не сделаешь, - говорил он Святополку, -
отпустишь его, то ни тебе не княжить, ни мне". Святополк, по свидетельству
летописца, хотел отпустить Василька, но Давыд никак не хотел, потому что сильно
опасался теребовльского князя. Кончилось тем, однако, что Святополк выдал Давыду
Василька. В ночь перевезли его из Киева в Белгород на телеге, в оковах, ссадили
с телеги, ввели в маленькую избу и посадили; оглядевшись, Василько увидал, что
овчарь Святополков, родом торчин, именем Беренди, точит нож; князь догадался,
что хотят ослепить его, и "возопил к богу с плачем великим и стоном". И вот
вошли посланные от Святополка и Давыда - Сновид Изечевич, конюх Святополков, да
Димитрий, конюх Давыдов - и начали расстилать ковер, потом схватили Василька и
хотели повалить; но тот боролся с ними крепко, так что вдвоем не могли с ним
сладить, и позвали других, тем удалось повалить его и связать. Тогда сняли доску
с печи и положили ему на грудь, а по концам ее сели Сновид и Димитрий, и все не
могли удержаться, подошло двое других, взяли еще доску с печи и сели: кости
затрещали в груди Василька; тогда подошел торчин с ножем, хотел ударить в глаз и
не попал, перерезал лицо; наконец, вырезал оба глаза один за другим, и Василько
обеспамятел. Его подняли вместе с ковром, положили на телегу, как мертвого, и
повезли во Владимир; переехавши Вздвиженский мост, Сновид с товарищами
остановились, сняли с Василька кровавую сорочку и отдали попадье вымыть, а сами
сели обедать; попадья, вымывши сорочку, надела ее опять на Василька и стала
плакаться над ним, как над мертвым. Василько очнулся и спросил: "Где я?" Попадья
отвечала: "В городе Вздвиженске". Тогда он спросил воды и, напившись,
опамятовался совершенно; пощупал сорочку и сказал: "Зачем сняли ее с меня; пусть
бы я в той кровавой сорочке смерть принял и стал перед богом". Между тем Сновид
с товарищами пообедали и повезли Василька скоро во Владимир, куда приехали на
шестой день. Приехал с ними туда и Давыд, как будто поймал какую-то добычу, по
выражению летописца; к Васильку приставили стеречь 30 человек с двумя отроками
княжескими.
Мономах, узнав, что Василька схватили и
ослепили, ужаснулся, заплакал и сказал: "Такого зла никогда не бывало в Русской
земле ни при дедах, ни при отцах наших". И тотчас послал сказать Давыду и Олегу
Святославичам: "Приходите к Городцу, исправим зло, какое случилось теперь в
Русской земле и в нашей братьи: бросили между нас нож; если это оставим так, то
большее зло встанет, начнет убивать брат брата и погибнет Земля русская: враги
наши половцы придут и возьмут ее". Давыд и Олег также сильно огорчились, плакали
и, собравши немедленно войско, пришли к Владимиру. Тогда от всех троих послали
они сказать Святополку: "Зачем это ты сделал такое зло в Русской земле, бросил
нож между нами? Зачем ослепил брата своего? Если бы он был в чем виноват, то ты
обличил бы его перед нами и тогда по вине наказал его; а теперь скажи, в чем он
виноват, что ты ему это сделал?" Святополк отвечал: "Мне сказал Давыд Игоревич,
что Василько брата моего убил, Ярополка, хотел и меня убить, волость мою занять,
сговорился с Владимиром, чтоб сесть Владимиру в Киеве, а Васильку - на Волыни;
мне поневоле было свою голову беречь, да и не я ослепил его, а Давыд: он повез
его к себе, да и ослепил на дороге". Послы Мономаха и Святославичей возражали:
"Нечего тебе оправдываться тем, что Давыд его ослепил: не в Давыдове городе его
взяли и ослепили, а в твоем", и, поговорив таким образом, ушли. На другой день
князья хотели уже переходить Днепр и идти на Святополка, и тот уже думал бежать
из Киева; но киевляне не пустили его, а послали к Владимиру мачеху его, жену
покойного великого князя Всеволода, да митрополита Николая; те от имени граждан
стали умолять князей не воевать с Святополком: "Если станете воевать друг с
другом, говорили они, то поганые обрадуются, возьмут Землю русскую, которую
приобрели деды и отцы ваши; они с великим трудом и храбростью поборали по
Русской земле, да и другие земли приискивали, а вы хотите погубить и свою
землю". Владимир расплакался и сказал: "В самом деле, отцы и деды наши соблюли
Землю русскую, а мы хотим погубить ее", и склонился на просьбу. Княгиня и
митрополит возвратились назад и объявили в Киеве, что мир будет и точно, князья
начали пересылаться и удалились; Владимир и Святославичи сказали Святополку:
"Так как это все Давыд наделал, то ступай ты, Святополк, на Давыда, либо схвати
его, либо выгони". Святополк взялся исполнить их волю.
Между тем Василька все держали под стражею во
Владимире; там же находился в это время и летописец, именем Василий, оставивший
нам известия об этих событиях. "В одну ночь, говорит он, прислал за мной князь
Давыд; я пришел и застал около него дружину; князь велел мне сесть и начал
говорить: "Этой ночью промолвил Василько сторожам своим: "Слышу, что идет
Владимир и Святополк на Давыда; если бы меня Давыд послушал, то я бы послал
боярина своего к Владимиру, и тот бы возвратился"; так сходи-ка ты, Василий, к
тезке своему Васильку и скажи ему, что если он пошлет своего мужа и Владимир
воротится, то я дам ему город, какой ему люб: либо Всеволож, либо Шеполь, либо
Перемышль". Я пошел к Васильку и рассказал ему все речи Давыдовы; он отвечал
мне: "Я этого не говорил, но надеюсь на бога, пошлю, чтоб не проливали ради меня
крови; одно мне удивительно: дает мне свой город, а мой город - Теребовль, вот
моя волость". Лотом сказал мне: "Иди к Давыду и скажи ему, чтоб прислал ко мне
Кульмея, я его хочу послать ко Владимиру". Но, как видно, Давыд побоялся
поручить переговоры человеку, которого выбрал Василько, и послал того же Василия
сказать ему, что Кульмея нет. В это свидание Василько выслал слугу и начал
говорить Василию: "Слышу, что Давыд хочет отдать меня ляхам; видно, мало еще
насытился моей крови, хочет больше, потому что я ляхам много зла наделал и хотел
еще больше наделать, отомстить им за Русскую землю; если он выдаст меня ляхам,
то смерти не боюсь; но вот что скажу тебе: вправду бог навел на меня эту беду за
мое высокоумье: пришла ко мне весть, что идут ко мне берендеи, печенеги и торки;
вот я и начал думать: как придут они ко мне, то скажу братьям, Володарю и
Давыду: дайте мне дружину свою младшую, а сами пейте и веселитесь; думал я пойти
зимою на Польскую землю, а летом взять ее и отомстить за Русскую землю; потом
хотел перенять болгар дунайских и посадить их у себя, а потом хотел проситься у
Святополка и у Владимира на половцев и либо славу себе найти, либо голову свою
сложить за Русскую землю; а другого помышления в сердце моем не было ни на
Святополка, ни на Давыда; клянусь богом и его пришествием, что не мыслил зла
братии ни в чем, но за мое высокоумье низложил меня бог и смирил".
Весною, перед Светлым днем, Давыд выступил в
поход, чтобы взять Василькову волость; но у Бужска на границе был встречен
Володарем, братом Васильковым; Давыд не посмел встать против него и заперся в
Бужске; Володарь осадил его здесь и послал сказать ему: "Зачем сделал зло и не
каешься, опомнись, сколько зла ты наделал!" Давыд начал складывать вину на
Святополка: "Да разве я это сделал, разве в моем городе? Я и сам боялся, чтоб и
меня не схватили и не сделали со мною того же; я поневоле должен был пристать,
потому что был в его руках". Володарь отвечал: "Про то ведает бог, кто из вас
виноват, а теперь отпусти мне брата, и я помирюсь с тобою". Давыд обрадовался,
выдал Василька Володарю, помирились и разошлись. Но мир не был продолжителен:
Давыд, по некоторым известиям, не хотел возвратить Ростиславичам городов,
захваченных в их волости тотчас по ослеплении Василька, вследствие чего тою же
весною они пришли на Давыда к Всеволожу, а Давыд заперся во Владимире; Всеволож
был взят копьем (приступом) и зажжен, и когда жители побежали от огня, то
Василько велел их всех перебить; так он отомстил свою обиду на людях неповинных,
замечает летописец. Потом Ростиславичи двинулись ко Владимиру, осадили здесь
Давыда и послали сказать гражданам: "Мы пришли не на город ваш и не на вас, но
на врагов своих - Туряка, Лазаря и Василя, которые наустили Давыда: послушавшись
их, он сделал такое зло: выдайте их, а если хотите за них биться, то мы готовы".
Граждане собрали вече и сказали Давыду: "Выдай этих людей, не бьемся за них, а
за тебя станем биться; если же не хочешь, то отворим городские ворота, и тогда
промышляй о себе". Давыд отвечал: "Нет их здесь" - он послал их в Луцк;
владимирцы послали за ними туда; Туряк бежал в Киев, а Лазарь и Василь
возвратились в Турийск. Владимирцы, узнавши, что они в Турийске, закричали
Давыду: "Выдай их Ростиславичам, а не то сейчас же сдадимся". Давыд послал за
Василем и Лазарем и выдал их; Ростиславичи заключили мир и на другое утро велели
повесить и расстрелять выданных, после чего отошли от города. Летописец замечает
при этом: "Это уже во второй раз отомстил Василько, чего не следовало делать:
пусть бы бог был мстителем".
Осенью 1097 года обещался Святополк братьям
идти на Давыда и прогнать его и только через год (1099) отправился в Брест на
границу для совещания с поляками: имеем право принять известие, что прежде он
боялся напасть на Давыда, и решился на это тогда только, когда увидал, что
владимирский князь побежден Ростиславичами; но и тут прежде хотел заключить союз
с поляками; заключил договор и с Ростиславичами, поцеловал к ним крест на мир и
любовь. Давыд, узнав о прибытии Святополка в Брест, отправился и сам к польскому
князяю Владиславу-Герману за помощью; таким образом поляки сделались
посредниками в борьбе. Они обещались помогать и Давыду, взявши с него за это
обещание 50 гривен золота, причем Владислав сказал ему: "Ступай с нами в Брест,
зовет меня Святополк на сейм; там и помирим тебя с ним". Давыд послушался и
пошел с ним; но союз с Святополком показался Владиславу выгоднее: киевский князь
дал также ему богатые дары, договорился выдать дочь свою за его сына; поэтому
Владислав объявил Давыду, что он никак не мог склонить Святополка к миру, и
советовал ему идти в свою волость, обещаясь, впрочем, прислать к нему на помощь
войско, если он подвергнется нападению от двоюродных братьев. Давыд сел во
Владимире, а Святополк, уладившись с поляками, пришел сперва в Пинск, откуда
послал собирать войска; потом в Дорогобуж, где дождался полков своих, с ними
вместе двинулся на Давыда ко Владимиру и стоял под городом семь недель; Давыд
все не сдавался, ожидая помощи от поляков; наконец, видя, что ждать нечего, стал
проситься у Святополка, чтоб тот выпустил его из города. Святополк согласился, и
они поцеловали друг другу крест, после чего Давыд выехал в Червень, а Святополк
въехал во Владимир. Из этого рассказа видно, что Давыд при договоре уступил
Владимир Святополку, а сам удовольствовался Червенем. Выгнавши Давыда из
Владимира, Святополк начал думать на Володаря и на Василька; говорил: "Они сидят
в волости отца моего и брата", и пошел на них. Ход этой войны очень хорошо
обнаруживает перед нами характер Святополка: сначала он долго боялся напасть на
Давыда; пошел, когда тот потерпел неудачу в войне с Ростиславичами, но прежде
обезопасил себя со стороны поляков; доставши, наконец, Владимир, вспомнил, что
все Волынское княжество принадлежало к Киевскому при отце его Изяславе и что
после здесь сидел брат его Ярополк, а на Любецком съезде положено всем владеть
отчинами; и вот Святополк идет на Ростиславичей, забывши недавний договор с ними
и клятву. Но Ростиславичей трудно было вытеснить из их волости: они выступили
против Святополка, взявши с собою крест, который он целовал к ним, и встретили
его на границах своих владений, на Рожни поле; перед началом битвы Василько
поднял крест и закричал Святополку: "Вот что ты целовал; сперва ты отнял у меня
глаза, а теперь хочешь взять и душу; так пусть будет между нами этот крест", и
после ходила молва, что многие благочестивые люди видели, как над Васильком
возвышался крест. Битва была сильная, много пало с обеих сторон, и Святополк,
увидавши, наконец, что брань люта, побежал во Владимир; а Володарь и Василько,
победивши, остановились и сказали: "Довольно с нас если стоим на своей меже", и
не пошли дальше. Святополк между тем прибежал во Владимир с двумя сыновьями -
Мстиславом и Ярославом, с двумя племянниками, сыновьями Ярополка, и Святославом,
или Святошею, сыном Давыда Святославича; он посадил во Владимире сына своего,
Мстислава, другого сына, Ярослава, послал в Венгрию, уговаривать короля идти на
Ростиславичей, а сам поехал в Киев. Ярославу удалось склонить венгров к
нападению на волость Володаря: король Коломан пришел с двумя епископами и стал
около Перемышля по реке Вагру, а Володарь заперся в городе. В это время
возвратился Давыд из Польши, куда бежал из Червена перед началом неприятельских
действий Святополка с Ростиславичами; как видно, он не нашел помощи в Польше;
общая опасность соединила его теперь с Ростиславичами, и потому, оставивши жену
свою у Володаря, он отправился нанимать половцев; на дороге встретился с
знаменитым ханом их Боняком и вместе с ним пошел на венгров. В полночь, когда
все войско спало, Боняк встал, отъехал от стана и начал выть по-волчьи, и вот
откликнулся ему один волк, за ним много других; Боняк приехал и сказал Давыду:
"Завтра будет нам победа над венграми". Утром на другой день Боняк выстроил свое
войско: у него было 300 человек, а у Давыда 100; он разделил всех на три полка и
пустил вперед Алтунопу на венгров с отрядом из 50 человек, Давыда поставил под
стягом, а свой полк разделил на две половины, по 50 человек в каждой. Венгры
расположились заступами, или заставами, т. е. отрядами, стоявшими
один за другим; отряд Алтунопы пригнал к первому, заступу, пустил стрелы
и побежал; венгры погнались за ним, и, когда бежали мимо Боняка, тот ударил им в
тыл; Алтунопа в это время также вернулся; таким образом венгры очутились между
двумя неприятельскими отрядами и не могли возвратиться к своим; Боняк сбил их в
мяч точно так, как сокол сбивает галок, по выражению летописца. Венгры побежали,
много их потонуло в реках Вагре и Сане, потому что бежали горою подле Сана и
спихивали друг друга в реку; половцы гнались за ними и секли их два дня, убили
епископа и многих бояр. Ярослав, сын Святополка, убежал в Польшу, а Давыд,
пользуясь победою, занял города: Сутейск, Червен, пришел внезапно на Владимир и
занял посады; но Мстислав Святополчич заперся в крепости с засадою, или
заставою (гарнизоном), состоявшею из берестьян, пенян, выгошевцев. Давыд осадил
крепость и часто приступал к ней; однажды, когда осажденные перестреливались с
осаждающими и летели стрелы, как дождь, князь Мстислав хотел также выстрелить,
но в это время стрела, пройдя в скважину стенного досчатого забрала, ударила ему
под пазуху, от чего он в ту же ночь умер. Три дня таили его смерть, в четвертый
объявили на вече; народ сказал: "Вот князя убили; если теперь сдадимся, то
Святополк погубит всех нас", и послали сказать ему: "Сын твой убит, а мы
изнемогаем от голода; если не придешь, то народ хочет передаться". Святополк
послал к ним воеводу своего Путяту; когда тот пришел с войском в Луцк, где стоял
Святоша Давыдович, то застал у него посланцев Давыда Игоревича; Святоша поклялся
последнему, что даст знать, когда пойдет на него Святополк; но теперь,
испугавшись Путяты, схватил послов Давыдовых и сам пошел на него с киевским
воеводою. В полдень пришли Святоша и Путята ко Владимиру, напали на сонного
Давыда, начали рубить его дружину, а владимирцы сделали вылазку из крепости с
другой стороны; Давыд побежал с племянником своим Мстиславом, а Святоша и Путята
взяли город, посадили в нем посадника Святополкова Василя и разошлись: Святоша -
в Луцк, а Путята - в Киев. Между тем Давыд побежал к половцам, опять встретился
на дороге с Боняком и вместе с ним пришел осаждать Святошу в Луцке; Святоша
заключил с ними мир и ушел к отцу в Чернигов; а Давыд взял себе Луцк, откуда
пошел ко Владимиру, выгнал из него Святополкова посадника Василя и сел опять на
прежнем столе своем, отпустивши племянника Мстислава на море перенимать купцов.
Под 1100 годом сообщает летописец это известие
об отправлении Мстислава на море и тотчас же говорит о новом съезде всех князей
в Уветичах или Витичеве; собрались Святополк, Владимир, Олег и Давыд
Святославичи; пришел к ним и Давыд Игоревич и сказал: "Зачем меня призвали? Вот
я! Кому на меня жалоба?" Владимир отвечал ему: "Ты сам присылал к нам: хочу,
говорил, братья, придти к вам и пожаловаться на свою обиду; теперь ты пришел и
сидишь с братьею на одном ковре, что же не жалуешься? На кого тебе из нас
жалоба?" Давыд не отвечал на это ничего. Тогда все братья встали, сели на коней
и разъехались; каждый стал особо с своею дружиною, а Давыд сидел один: никто не
допустил его к себе, особо думали о нем. Подумавши, послали к нему мужей своих:
Святополк - Путяту, Владимир - Орогаста и Ратибора, Давыд и Олег - Торчина;
посланцы сказали Давыду от имени всех князей: "Не хотим тебе дать стола
владимирского, потому что ты бросил нож между нами, чего прежде не бывало в
Русской земле; мы тебя не заключим, не сделаем тебе никакого другого зла, ступай
садись в Бужске и в Остроге, Святополк дает тебе еще Дубно и Чарторыйск,
Владимир двести гривен, Давыд и Олег также двести гривен". После этого решения
князья послали сказать Володарю Ростиславичу: "Возьми брата своего Василька к
себе и пусть будет вам одна волость - Перемышль; если же не хочешь, то отпусти
Василька к нам, мы его будем кормить; а холопов наших и смердов выдайте". Но
Ростиславичи не послушались, и каждый из них остался при своем. Князья хотели
было идти на них и силою принудить согласиться на общее решение; но Мономах
отрекся идти с ними, не захотел нарушить клятвы, данной прежде Ростиславичам на
Любецком съезде.
Здесь должно дополнить опущенную летописцем
связь событий: мы видели, что Давыд остался победителем над Святополком, удержал
за собою Владимир; Святополк, не имея возможности одолеть его, должен был
обратиться к остальным двоюродным братьям, поручившим ему наказать Давыда,
который с своей стороны, вероятно, прежде при неблагоприятных для себя
обстоятельствах присылал также к ним с просьбою о защите от Святополка. В
Витичеве 10-го августа, как сказано в летописи, братья заключили мир между
собою, т. е., как видно, посредством мужей своих решили собраться всем в том же
месте, и действительно собрались 30-го августа. К Давыду было послано
приглашение явиться; он не смел ослушаться, потому что не мог надеяться
восторжествовать над соединенными силами всех князей, как прежде восторжествовал
над Святополком; притом же, по некоторым известиям, князья посылали к нему с
любовью, обещаясь утвердить за ним Владимир; и точно, над ним произнесли мягкий
приговор: схватить князя, добровольно явившегося на братское совещание, было бы
вероломством, которое навсегда могло уничтожить возможность подобных съездов;
отпустить его без волости значило продолжать войну: Давыд доказал, что он умел
изворачиваться при самых трудных обстоятельствах, и потому решили дать ему
достаточную волость, наказавши только отнятием владимирского стола, который был
отдан Святополку как отчина на основании любецкого решения, причем Святополк дал
еще Давыду Дорогобуж, где тот и умер. Так кончилась посредством двух княжеских
съездов борьба, начавшаяся при первом преемнике Ярослава и продолжавшаяся почти
полвека; изгои и потомки изгоев нигде не могли утвердиться на цельных отчинах;
из них только одни Ростиславичи успели укрепить за собою отдельную волость и
впоследствии дать ей важное историческое значение; но потомство Вячеслава
Ярославича сошло со сцены при первом поколении; потомство Игоря - при втором;
после оно является в виде князьков незначительных волостей без самостоятельной
деятельности; полноправными родичами явились только потомки трех старших
Ярославичей после тщетной попытки включить в число изгоев потомство второго из
них Святослава; его дети после долгой борьбы получили отцовское значение,
отцовскую волость. Не легко было усмотреть неравенство в распределении волостей
между тремя линиями, преимущество, которое получил сын Всеволода и вследствие
личных достоинств и вследствие благоприятных обстоятельств: Мономах держал в
своей семье Переяславскую, Смоленскую, Ростовскую и Новгородскую волости.
Святополк только после Витичевского съезда получил Владимир-Волынский; но
Великий Новгород, который был всегда так тесно связан с Киевом, Новгород
принадлежал не ему; всех меньше была волость Святославичей: они ничего не
получили в прибавок к первоначальной отцовской волости, притом же их было три
брата, Святополку, как видно, очень не нравилось, что Новгород не находится в
его семье; но отнять его у Мономаха без вознаграждения было нельзя; вот почему
он решился пожертвовать Волынью для приобретения Новгорода и уговорился с
Мономахом, что сын последнего, Мстислав, перейдет во Владимир-Волынский, а на
его месте, в Новгороде, сядет Ярослав, сын Святополков, княживший до сих пор во
Владимире. Но тут новгородцы в первый раз воспротивились воле князей:
зависимость Новгорода от Киева была тем невыгодна для жителей первого, что все
перемены и усобицы, происходившие на Руси, должны были отражаться и в их Стенах:
мы видели, что изгнание Изяслава из Киева необходимо повлекло перемену и в
Новгороде: здесь является князем сын Святослава Глеб, но последний в свою
очередь должен был оставить Новгород вследствие вторичного торжества Изяслава,
который послал туда сына своего Святополка. Святополк в конце княжения Всеволода
покинул Новгород для Турова, чтобы быть ближе к Киеву, и Всеволод послал в
Новгород внука своего Мстислава. Потом Святополк и Мономах выводят Мстислава и
посылают на его место Давыда Святославича; Давыд также оставил Новгород, и на
его место приехал туда опять Мстислав. Таким образом, в продолжение 47 лет, от
1054 до 1101 г., в Новгороде шесть раз сменялись князья: двое из них ушли сами,
остальные выводились вследствие смены великих князей или ряду их с другими.
Теперь, в 1102 году, князья опять требуют у новгородцев, чтобы они отпустили от
себя Мстислава Владимировича и приняли на его место сына Святополкова;
новгородцы решительно отказываются; при этом, вероятно, они знали, что, не
исполняя волю Святополкову, они тем самым исполняют волю Мономахову, в противном
случае они не могли против воли последнего удержать у себя его сына, не могли
поссориться с двумя сильнейшими князьями Руси и сидеть в это время без князя. В
Киеве, на княжом дворе в присутствии Святополка произошло любопытное явление:
Мстислав Владимирович пришел туда в сопровождении новгородских посланцев;
посланцы Мономаха объявили Святополку: "Вот Владимир прислал сына своего, а вот
сидят новгородцы; пусть они возьмут сына твоего и едут в Новгород, а Мстислав
пусть идет во Владимир". Тогда новгородцы сказали Святополку: "Мы, князь,
присланы сюда, и вот что нам велено сказать: не хотим Святополка, ни сына его;
если у твоего сына две головы, то пошли его; этого (т. е. Мстислава) дал нам
Всеволод, мы его вскормили себе в князья, а ты ушел от нас". Святополк много
спорил с ними; но они поставили на своем, взяли Мстислава и повели его назад в
Новгород. Указание на распоряжение Всеволода, вероятно, имело тот смысл в устах
новгородцев, что сами князья на Любецком съезде решили сообразоваться с
последними распоряжениями его; слова, что они вскормили себе Мстислава,
показывают желание иметь постоянного князя, у них выросшего, до чего именно не
допускали их родовые счеты и усобицы князей; наконец, выражение: "А ты ушел от
нас" - показывает неудовольствие новгородцев на Святополка за предпочтение
Турова их городу и указание, что, оставив добровольно Новгород, он тем самым
лишился на него всякого права.
После Витичевского съезда прекратились старые
усобицы вследствие изгойства; но немедленно же начались новые, потому что и
второе поколение Ярославичей имело уже своих изгоев: у Святополка был племянник
- Ярослав, сын брата его Ярополка. В 1101 году он затворился в Бресте от
дяди Святополка - ясный знак, что дядя не хотел давать ему волостей, и Ярослав
насильно хотел удержать за собою хотя Брест. Святополк пошел на него, заставил
сдаться и в оковах привел в Киев. Митрополит и игумены умолили Святополка
оставить племянника ходить на свободе, взявши с него клятву при гробе Бориса и
Глеба, вероятно, в том, что он не будет больше посягать на дядины волости и
станет жить спокойно в Киеве. Но в следующем году Ярослав ушел от дяди; за ним
погнался двоюродный брат его, Ярослав Святополчич, обманом схватил его также за
Брестом, на польских границах и в оковах привел к отцу; на этот раз Ярополковича
уже не выпускали на свободу, и он умер в заточении в том же году.
Знаменитый чародей Всеслав полоцкий на старости
уже не беспокоил Ярославичей и дал им возможность управиться со своими делами;
он умер в 1101 г. С его смертию кончилась сила Полоцкого княжества: между
сыновьями его (их было человек семь) тотчас же, как видно, начались несогласия,
в которые вмешались Ярославичи; так, в 1104 году встречаем известие, что
Святополк посылал на Минск, на Глеба, воеводу своего Путяту, Владимир - сына
своего Ярополка, а Олег сам ходил вместе с Давыдом Всеславичем - знак, что поход
был предпринят для выгоды последнего, которого и прежде видим в связи с
Ярославичами; поход, впрочем, кончился ничем.
Таковы были междукняжеские отношения при первом
старшем князе из второго поколения Ярославичей. Теперь взглянем на отношения
внешние. Мы видели, как народ на Руси боялся княжеских усобиц более всего
потому, что ими могут воспользоваться поганые, половцы; видели, что и для самих
князей этот страх служил также главным побуждением к миру. Южная Русь, как
европейская Украйна, должна была, подобно греческим припонтийским колониям
древности, стоять всегда настороже вооруженною. Мы видели, как несчастно в этом
отношении началось княжение Святополка, который первый подал пример брачных
союзов с ханами половецкими. После убиения Итларя и удачного похода русских
князей в степи половцы в том же 1095 г. явились при реке Роси, границе
собственной Руси с степью, и осадили Юрьев, один из городов, основанных здесь
Ярославом Первым, и названный по его имени; варвары целое лето стояли под
городом и едва не взяли; Святополк омирил их, сказано в летописи, т. е.
заплатил им за мир; несмотря на то, они все оставались в пределах Руси, не
уходили за Рось в степи. Юрьевцы, видя это и наскучив жить в беспрестанном
страхе, выбежали из своего города и пришли в Киев, а половцы сожгли пустой Юрьев
- явление замечательное, показывающее тогдашнее состояние Украйны, или Южной
Руси. Святополк велел строить новый город на Витичевском холму в 56 верстах от
Киева, при Днепре, назвал его Святополчем и велел сесть в нем юрьевцам с своим
епископом; нашлись и другие охотники селиться здесь из разных близких к степи
мест, которых также гнал страх половецкий. В следующем, 1096 году, пользуясь
отсутствием Святополка и Мономаха, воевавших на севере, с Святославичами,
половцы уже не ограничились опустошением пограничных городков, но хан их Боняк,
приобретший черную знаменитость в наших летописях, явился под Киевом, опустошил
окрестности, сжег княжеский загородный дом на Берестове; а на восточной стороне
Днепра другой хан - Куря - пустошил окрестности Переяславля. Успех Боняка и Кури
прельстил и тестя Святополкова, Тугоркана: он также пришел к Переяславлю и
осадил его; но в это время князья уже возвратились из похода; они выступили
против половцев к Переяславлю и поразили их, причем Тугоркан с сыном и другими
князьями был убит: Святополк велел поднять тело Тугорканово и погребсти в селе
Берестове. Но, в то время как русские князья были заняты на восточной стороне
Днепра, шелудивый хищник Боняк явился опять нечаянно перед Киевом;
половцы едва не въехали в самый город, сожгли ближние деревни, монастыри, в том
числе и монастырь Печерский: "Пришли, говорит летописец-очевидец, к нам в
монастырь, а мы все спали по кельям после заутрени; вдруг подняли крик около
монастыря и поставили два стяга перед воротами; мы бросились бежать задом
монастыря, другие взобрались на полати; а безбожные дети Измайловы высекли
ворота и пошли по кельям, выламывая двери, вынося из келий все, что ни
попадалось; потом выжгли Богородичную церковь, вошли в притвор у Федосиева
гроба, взяли иконы; зажгли двери, ругаясь богу и закону нашему". Тогда же зажгли
двор красный, что поставил великий князь Всеволод на холму Выдубецком.