Соловьев С.М. История России с древнейших времен.
Том II
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ОТ ВЗЯТИЯ КИЕВА ВОЙСКАМИ БОГОЛЮБСКОГО ДО СМЕРТИ МСТИСЛАВА МСТИСЛАВИЧА
ТОРОПЕЦКОГО (1169 - 1228)
Андрей Боголюбский остается на севере: значение этого
явления. - Характер Андрея и его поведение на севере. - Владимир-на-Клязьме. -
Брат Андрея, Глеб княжит в Киеве. - Война его с Мстиславом Изяславичем. - Смерть
обоих соперников. - Андрей Боголюбский отдает Киев Роману Ростиславичу
смоленскому. - Ссора Ростиславичей с Андреем. - Мстислав Ростиславич Храбрый. -
Неудачный поход рати Андреевой против Ростиславичей. - Ярослав Изяславич княжит
в Киеве. - Борьба его с Святославом Всеволодовичем черниговским. - Убиение
Андрея Боголюбского и следствия этого события. - Соперничество Ростова и
Владимира; соперничество дядей Юрьевичей и племянников Ростиславичей северных. -
Торжество Михаила Юрьевича над племянниками и Владимира над Ростовом. -
Возобновление борьбы по смерти Михаила. - Торжество Всеволода Юрьевича над
племянниками и окончательное падение Ростова. - На юге усобица между
Мономаховичами и Ольговичами. - Поход Святослава Всеволодовича черниговского на
Всеволода Юрьевича суздальского. - Святослав утверждается в Киеве. - Слабость
киевского князя перед суздальским. - Борьба Ярослава галицкого с боярами. -
Смерть его. - Усобица между его сыновьями, Владимиром и Олегом. - Бояре изгоняют
Владимира и принимают к себе Романа Мстиславича волынского. - Венгерский король
Бела III вмешивается в эту усобицу и сажает в Галиче сына своего Андрея. -
Гибель Берладникова сына Ростислава. - Насилия венгров в Галиче. - Владимир
Ярославич с помощью поляков утверждается здесь. - Смерть Святослава
Всеволодовича киевского. - Рюрик Ростиславич занимает его место по воле
Всеволода суздальского. - Последний ссорит Рюрика с зятем его, Романом
волынским. - Участие Романа в польских усобицах. - Война Мономаховичей с
Ольговичами. - Роман волынский утверждается в Галиче по смерти Владимира
Ярославича. - Он изгоняет Рюрика Ростиславича из Киева. - Рюрик опять в Киеве и
отдает его на разграбление половцам. - Роман постригает Рюрика в монахи. - Роман
гибнет в битве с поляками; его характер. - Малолетние сыновья его, Даниил и
Василько, окружены врагами. - Рюрик снова в Киеве и воюет против Романовичей. -
Последние должны бежать из Галича. - Галицкие бояре призывают к себе на княжение
Игоревичей северских. - Бедственная судьба маленьких Романовичей. - Венгры
овладевают Галичем и свирепствуют здесь. - Игоревичи северские изгоняют венгров,
но вооружают против себя бояр, которые с помощью венгров возводят на престол
Даниила Романовича. - Новые волнения бояр и бегство Даниила. - Боярин Владислав
княжит в Галиче. - Венгры и поляки делят между собою Галич. - Продолжение
усобицы между Мономаховичами и Ольговичами за Киев; Мономахович в Чернигове. -
Усиление Всеволода III Юрьевича на севере. - Отношения его к Рязани, Смоленску и
Новгороду Великому. - Деятельность Мстислава Храброго на севере. - Смерть его. -
Перемены в Новгороде Великом. - Мстислав Мстиславич торопецкий, сын Храброго,
избавляет Новгород от Всеволода III. - Предсмертные распоряжения Всеволода III.
- Кончина его. - Усобица между его сыновьями Константином и Юрием. - Мстислав
торопецкий вмешивается в эту усобицу и Липецкою победою дает торжество
Константину. - Смерть последнего. - Юрий опять великим князем во Владимире. -
События рязанские и новгородские. - Деятельность Мстислава торопецкого в Галиче.
- Перемены в Киеве, Чернигове и Переяславле. - Дружина. - Немцы в Ливонии. -
Смуты в Новгороде и Пскове. - Войны новгородцев с ямью. - Их заволоцкие походы.
- Борьба суздальских князей с болгарами. - Основание Нижнего Новгорода. - Войны
с Литвою, ятвягами и половцами. - Татарское нашествие. - Общий обзор событий от
кончины Ярослава I до кончины Мстислава торопецкого.
Казалось, что по смерти Ростислава Мстиславича
события на Руси примут точно такой же ход, какой приняли они прежде по смерти
Всеволода Ольговича: старший стол, Киев, занял Мстислав Изяславич вопреки правам
дяди своего Андрея суздальского, точно так же, как отец Мстислава, Изяслав,
занял Киев вопреки правам отца Андреева, Юрия; как последний вооружился за это
на племянника и несколько раз изгонял его из Киева, так теперь и Андрей
вооружается против Мстислава, изгоняет его, берет старшинство - имеем право
ожидать продолжения борьбы, которая опять может быть ведена с переменным
счастием смотря по тому, поддержится ли союз Андрея с одиннадцатью князьями,
удовлетворит ли он их желаниям или нет. Но мы обманываемся совершенно в своих
ожиданиях: Андрей не сам привел войска свои к Киеву, не пришел в стольный город
отцов и дедов и после, отдал его опустошенный младшему брату, а сам остался на
севере, в прежнем месте своего пребывания - во Владимире-на-Клязьме. Этот
поступок Андрея был событием величайшей важности, событием поворотным, от
которого история принимала новый ход, с которого начинался на Руси новый порядок
вещей. Это не было перенесение столицы из одного места в другое, потому что на
Руси не было единого государя; в ней владел большой княжеский род, единство
которого поддерживалось тем, что ни одна линия в нем не имела первенствующего
значения и не подчиняла себе другие в государственном смысле, но каждый член
рода в свою очередь вследствие старшинства физического имел право быть старшим,
главным, великим князем, сидеть на главном столе, в лучшем городе русском -
Киеве: отсюда для полноправных князей-родичей отсутствие отдельных волостей,
отчин; отчиною для каждого была целая Русская земля; отсюда общность интересов
для всех князей, понятие об общей, одинаковой для всех обязанности защищать
Русскую землю - эту общую отчину, складывать за нее свои головы; отсюда то
явление, что во все продолжение описанных выше княжеских усобиц пределы ни одной
волости, ни одного княжества не увеличивались по крайней мере приметно, на счет
других, потому что князю не было выгоды увеличивать волость, которой он был
только временным владельцем; мы видели, например, что Изяслав Мстиславич
переменил в свою жизнь шесть волостей; какую надобность имел он заботиться об
увеличении пределов, об усилении какой-нибудь из них, когда главная забота всей
его жизни состояла в борьбе с дядьми за право старшинства, за возможность быть
старшим и княжить в Киеве? Или какая надобность была князю Новгорода-Северского
заботиться о своей волости, когда он знал, что по смерти дяди своего, князя
черниговского, он перейдет в Чернигов и прежнюю свою волость Северскую должен
будет уступить двоюродному брату, сыну прежнего князя черниговского? Потом он
знал, что и в Чернигове долго не останется, умрет князем киевским, а сына своего
оставит в Турове или на Волыни, или в Новгороде Великом; следовательно, главная
цель усобиц была поддержать свое право на старшинство, свое место в родовой
лествице, от чего зависело владение тою или другою волостию. Но если верховным
желанием, главною заветною целию для каждого полноправного князя-родича было
достижение первой степени старшинства в целом роде и если с этою степенью
старшинства необходимо связывалось владение лучшим городом на Руси, матерью
городов русских - Киевом, то понятно великое значение этого города для князей.
Самою крепкою основою для родового единства княжеского было отсутствие
отдельности владений, отсутствие отдельной собственности для членов рода, общее
право на главный стол; к Киеву стремились самые пламенные желания князей, около
Киева сосредоточивалась их главная деятельность; Киев был представителем
единства княжеского рода и единства земского, наконец, единства церковного, как
местопребывания верховного пастыря русской церкви; Киев, по словам самих князей,
был старшим городом во всей земле; Изяслав Давыдович не хотел выйти из
Киева, "потому что, - говорит летописец, - сильно полюбилось ему великое
княжение киевское, да и кто не полюбит киевского княжения? Ведь здесь вся честь
и слава, и величие, глава всем землям русским Киев; сюда от многих дальних
царств стекаются всякие люди и купцы, и всякое добро от всех стран собирается в
нем".
И вот нашелся князь, которому не полюбилось
киевское княжение, который предпочел славному и богатому Киеву бедный, едва
только начавший отстраиваться город на севере - Владимир-Клязменский. Легко
понять следствие переворота, произведенного таким поступком Боголюбского: если б
перемена в местопребывании старшего князя произошла с согласия всех князей
родичей, если бы Киев для всех них утратил совершенно свое прежнее значение,
передал его Владимиру Клязменскому, если б все князья, и северные и южные, и
Мономаховичи и Ольговичи, стали теперь добиваться Владимира, как прежде
добивались Киева, то и тогда произошли бы большие перемены в отношениях
княжеских, и тогда велики были бы следствия этого перенесения главной сцены
действия на новую почву, имевшую свои особенности. Но этого не было и быть не
могло: для всех южных князей, и для Мономаховичей, и для Ольговичей, Киев не
потерял своего прежнего значения; ни один из них не хотел предпочитать далекой и
бедной Суздальской земли той благословенной стороне, которая по преимуществу
носила название Земли Русской; Киев остался по-прежнему старшим городом Русской
земли, и между тем самый старший и самый могущественный князь не живет в нем,
но, оставаясь на отдаленном севере, располагает Киевом, отдает его старшему
после себя князю; таким образом северный суздальский князь, несмотря на то, что,
подобно прежним великим князьям, признается только старшим в роде, является
внешнею силою, тяготеющею над Южною Русью, силою отдельною, независимою; и
прежде было несколько отдельных волостей - Галицкая, Полоцкая, Рязанская,
Городенская, Туровская, но эти волости обособились вследствие изгойства князей
их, которые были относительно так слабы, что не могли обнаруживать решительного
влияния на дела Руси, но северная Ростовская и Суздальская область обособилась
не вследствие изгойства своих князей: князь ее признается первым, старшим в
целом роде и, кроме того, материально сильнейшим, обладающим, следовательно,
двойною силою; сознание этой особенности, независимости и силы побуждает его
переменить обращение с слабейшими, младшими князьями, требовать от них
безусловного повиновения, к чему не привыкли князья при господстве
неопределенных, исключительно родовых отношений между старшим и младшими; таким
образом, родовым отношениям впервые наносится удар, впервые сталкиваются они с
отношениями другого рода, впервые высказывается возможность перехода родовых
отношений в государственные. Если б северные князья могли постоянно удерживать
свое господствующее положение относительно южных, то судьба последних,
разумеется, скоро стала бы зависеть от произвола первых, от чего произошло бы
необходимо изменение в целом быте Южной Руси, в отношениях ее к Северной. Если
же северные князья потеряют на время свою силу, свое влияние на судьбу Южной
Руси, то отсюда необходимо произойдет окончательное разделение обеих половин
Руси, имеющих теперь каждая свое особое средоточие, свою особую сферу. Но легко
понять, что это отделение Северной Руси от Южной будет гораздо богаче
последствиями, чем, например, отделение небольших волостей - Галицкой, Полоцкой
или Рязанской; теперь отделится обширная область с особым характером природы,
народонаселения, с особыми стремлениями, особыми гражданскими отношениями. То
важное явление, которое послужило поводом к разделению Южной и Северной Руси,
именно поступок Боголюбского, когда он не поехал в Киев, остался на севере и
создал себе там независимое, могущественное положение, давшее ему возможность
переменить прежнее поведение старшего князя относительно младших, - это явление
будет ли иметь следствия, повторится ли оно, станут ли старшие князья подражать
Боголюбскому, станет ли каждый оставаться в своей прежней волости, ее
увеличивать, усиливать, создавать для себя в ней независимое, могущественное
положение и, пользуясь этим могуществом, изменять родовые отношения к младшим
или слабейшим князьям в государственные? И в какой именно части Руси, в Южной
или Северной, пример Боголюбского окажется плодотворным, найдет подражателей?
В южной половине Руси он не нашел подражателей,
здесь не умели и не хотели понять важности этого явления, не могли подражать
ему, здесь самые доблестные князья обнаружили отчаянное сопротивление ему, здесь
старые предания были слишком сильно укоренены, здесь ни один князь не обладал
достаточною материальною силою, для того чтоб создать для себя независимое и
могущественное положение в своей волости; здесь при борьбе разных племен (линий)
Ярославова потомства за старшинство это старшинство и стол киевской обыкновенно
доставались старшему в том племени, которое одерживало верх; власть великого
князя была крепка не количеством волостей, но совокупною силою всей родовой
линии, которой он был старшим; он не поддерживался этою совокупною силою и
раздавал ближайшие к Киеву города своим сыновьям, братьям, племянникам, что было
для него все равно или даже еще выгоднее, чем раздавать их посадникам: посадник
скорее мог отъехать к чужому князю, чем князь изменить своему племени и его
старшему; наконец, утверждению нового порядка вещей на юге препятствовали разные
другие отношения, основанные или по крайней мере развивавшиеся, укреплявшиеся в
силу родовых отношений княжеских, - мы говорим об отношениях к дружине, городам,
войску, составленному из пограничного варварского народонаселения, известного
под именем черных клобуков и т.п. Но другое дело на севере: здесь была почва
новая, девственная, на которой новый порядок вещей мог приняться гораздо легче
и, точно, принялся, как увидим впоследствии; здесь не было укорененных старых
преданий о единстве рода княжеского; север начинал свою историческую жизнь этим
шагом князя своего к новому порядку вещей; Всеволод III наследует стремления
брата своего; все князья северные происходят от этого Всеволода III,
следовательно, между ними новое предание о княжеских отношениях есть предание
родовое, предание отцовское и дедовское, но главное обстоятельство здесь было
то, что новым стремлениям князей на севере открывалось свободное поприще, они не
могли встретить себе препятствий в других отношениях, в отношениях к
народонаселению страны. Мы видели, какое значение имели города при родовых
счетах и усобицах княжеских, какое влияние оказывали они на исход этих усобиц,
на изменения в этих счетах; мы видели значение Киева при нарушении прав
Святославова племени в пользу Мономаха и сыновей его, видели, как по смерти
Всеволода Ольговича киевляне объявили, что не хотят переходить к его брату, как
будто по наследству, следовательно, зовя Мономаха к себе на стол и
передавая этот стол сыновьям его мимо черниговских, киевляне не хотели утвердить
прав наследства в одном каком-нибудь племени, вообще были против наследства; в
Полоцке мы видели также явления в этом роде, увидим такие же явления и в
Смоленске; следовательно, если бы на юге какой-нибудь князь захотел ввести новый
порядок вещей относительно счетов по волостям, то встретил бы сильное
сопротивление в городах, которое вместе с сопротивлением многочисленной толпы
князей-родичей помешало бы ему достигнуть своей цели. Но существовало ли это
препятствие на севере? Господствовали ли там те неопределенные отношения между
князьями и гражданами, какие существовали в старых городах, старых общинах,
какие были остатком прежних родовых отношений народонаселения к старшинам и
поддерживались родовыми отношениями, беспрестанными переходами и усобицами
князей-Рюриковичей? Здесь, на севере, в обширной области, граничащей, с одной
стороны, с областями, принадлежавшими изгнанной линии Святославичей, а с другой
- соприкасавшейся с владениями Великого Новгорода, в этой суровой и редко
населенной стране находился только один древний город, упоминаемый летописцем
еще до прихода варягов, - то был Ростов Великий, от которого вся окружная страна
получила название земли Ростовской. Скоро начали возникать около него города
новые: сын Мономаха, Юрий, особенно прославил себя как строитель неутомимый, но
мы знаем, что города новопостроенные входили к древним в отношении младших к
старшим, становились их пригородами и должны были находиться в их воле; отсюда
младшие города или пригороды не имели самостоятельного быта и во всем зависели
от решения старших, которые для их управления посылали своего посадника или
тиуна, эта зависимость выражается в летописи так: "на чем старшие положат, на
том и пригороды станут". Ясно, что если в этих младших городах, не имевших
самостоятельности, привыкших повиноваться вечевым приговорам старших, князь
утвердит свой стол, то власть его будет развиваться гораздо свободнее, при этом
не забудем, что в Ростовской области все эти новые города были построены и
населены князьями; получив от князя свое бытие, они необходимо считали себя его
собственностию. Таким образом на севере, в области Ростовской, вокруг старых
вечников, вокруг одинокого Ростова, князь создал себе особый мир городов, где
был властелином неограниченным, хозяином полновластным, считал эти города своею
собственностию, которою мог распоряжаться: неудивительно после того, что здесь
явился первый князь, которому летописец приписывает стремление к единовластию,
неудивительно, что здесь впервые явились понятия об отдельной собственности
княжеской, которую Боголюбский поспешил выделить из общей родовой собственности
Ярославичей, оставив пример своим потомкам, могшим беспрепятственно им
воспользоваться. Если вникнем в свидетельство летописи о различии старых и новых
городов, о торжестве последних над единственным из первых на севере, если
вникнем в ту противоположность и враждебность, какая обнаружилась впоследствии
между городами Северо-Восточной и городами Западной России, если вникнем в быт
западнорусских городов в период литовского владычества, быт, явно носящий следы
древности и не сходный с бытом городов северо-восточных, то, конечно, не
усомнимся уступить этому различию важное влияние на быт Северо-Восточной и потом
на быт России вообще; если намукажут вначале и на северо-востоке такие же
явления, какие видим на западе и юге, то мы спросим: почему же эти явления,
происходившие на северо-востоке вследствие известных благоприятных
обстоятельств, не повторились, остались без следствий? Ясно, что почва здесь
была не по них. Наконец, не забудем обратить внимание-на указанное выше различие
между Северною и Южною Русью, различие в характере ее народонаселения; это
различие необходимо содействовало также установлению нового порядка вещей на
севере, содействовало тому значению, какое имела северная Суздальская волость
для остальных частей России.
Мы видели второго сына Юриева, Андрея, во время
борьбы отца его с племянником своим Изяславом Мстиславичем за старшинство, за
Киев: он выдавался здесь своею необыкновенною храбростию, любил начинать битву
впереди полков, заноситься на ретивом коне в середину вражьего войска,
пренебрегать опасностями; но в то же время видно было в нем какое-то
нерасположение к югу, к собственной Руси, влечение к северу, что резко отличало
его от отца и других братьев, разделявших со всеми остальными Ярославичами
любовь к Киеву; когда Юрий, проигравши свое дело на юге, все еще не хотел
расстаться с ним, медлил исполнить требования брата и племянника, объявивших,
что не могут жить с ним вместе, Андрей спешил впереди отца на север, утверждая,
что на юге уже больше делать нечего. Потом, когда Юрий по смерти старшего брата
и племянника окончательно утвердился в Киеве и посадил Андрея подле себя в
Вышгороде, то он не просидел и году в своей южной волости, без отцовского
позволения ушел на север, который после никогда уже не оставлял. Для объяснения
этого явления заметим, что Андрей, бесспорно и родившийся на севере, провел там
большую половину жизни и ту именно половину, впечатления которой ложатся крепко
на душу человека и никогда его не покидают; Юрий жил уже не в Ростове, а в
Суздале, городе относительно новом, подчиненном; Андрей, как видно, получил от
отца в волость Владимир-на-Клязьме; следовательно, он воспитывался и окреп в
новой среде, при тех отношениях, которые господствовали в новых городах или
пригородах ростовских. Уже только в 1149 году, лет 30 с лишком от рождения,
пришел Андрей на юг, в Русь, с полками отца своего; он привык к северу, к тому
порядку вещей, который там господствовал: не мудрено, что не понравился ему юг,
что чужд, непонятен и враждебен показался ему порядок вещей, здесь
существовавший. На юге все князья с ранней молодости привыкли жить в общем
родовом кругу, видеться друг с другом в челе полков и во время мирных совещаний;
живя вблизи друг от друга, находясь в беспрерывных сношениях, с ранней молодости
привыкали деятельно участвовать во всех родовых столкновениях и принимать к
сердцу все родовые счеты и распри, находя в этом самый главный, самый живой
интерес. Но Андрей 30 с лишком лет прожил на севере, в одной своей семье, в
удалении от остальных племен (линий) княжеских, редко видясь, мало зная в лице
остальных князей родственников своих, близких и дальних; издали только
доносились до него слухи о событиях из этого чуждого для него мира; таким
образом, вследствие долговременного удаления для Андрея необходимо должна была
ослабеть связь, соединявшая его с остальными родичами, почему приготовлялась для
него возможность явиться впоследствии таким старшим князем, который станет
поступать с младшими не по-родственному; но мало одного удаления: Андрея
отделяла от южных родичей и самых близких, от двоюродных братьев Мстиславичей
вражда; он привык смотреть на них как на заклятых врагов, которые старались
отнять у отца его и у всей семьи Юрия должное ей значение. Это отчуждение,
холодность относительно всех родичей, вражда к Мстиславичам и отчуждение от юга
вообще не могли измениться, когда Андрей явился на Руси, где, как мы видели,
отец и вся семья его не могли приобрести народного расположения, когда
вследствие этого было так мало надежды скоро или даже когда-нибудь занять
старший стол и удержать его. После всего этого неудивительно покажется нам
удаление Андрея из Вышгорода на север: здесь он утвердился в своей прежней
волости, Владимире Клязменском, и во все остальное время отцовской жизни не был
князем главных северных волостей, ни Ростова, ни Суздаля, потому что все
северные волости вообще Юрий хотел оставить младшим сыновьям своим, а старших
испоместить на юге, в собственной Руси, и, как видно, города при жизни Юрия не
хотели прямо восстать против его распоряжения. Но как скоро Юрий умер, то
ростовцы и суздальцы, посоветовавшись вместе, взяли к себе в князья Андрея и
посадили его в Ростове на отцовском столе и в Суздале. Из этого известия
летописца мы видим ясно, что жители Ростова, как жители других старых городов,
не считали своею обязанностию исполнить волю покойного князя, отдавшего их
волость младшим сыновьям своим; думали, что имеют право выбирать кого хотят в
князья. Андрей принял стол ростовский и суздальский, но утвердил свое пребывание
в прежней волости - Владимире, его украшал по преимуществу, в нем хотел даже
учредить особую митрополию для Северной Руси, чтоб дать ей независимость от
Южной и в церковном отношении, зная, какое преимущество будет сохранять Киев,
если в нем будет по-прежнему жить верховный пастырь русской церкви. Такое
поведение Андрея не могло нравиться ростовцам, его поведение не нравилось, как
видно, почему-то и старым боярам отцовским; как видно, Андрей не жил с ними
потоварищески, не объявлял им всех своих дум, к чему привыкли бояре в старой
Руси; предлог к смуте недовольные могли найти легко: Андрей овладел волостью
вопреки отцовскому распоряжению; младшие Юрьевичи, которым отец завещал
Суздальскую землю, жили там, их именем недовольные могли действовать, и вот
Андрей гонит с севера своих младших братьев, этих опасных соперников -
Мстислава, Василька и Всеволода, которые отправились в Грецию; мы видели, что
двое других Юрьевичей имели волости на юге: Глеб княжил в Переяславле, Михаил,
как видно, - в Торческе; скоро Всеволод Юрьевич с племянниками Ростиславичами
возвратился также из Греции и, по некоторым известиям, княжил в Городце
Остерском. Вместе с братьями Андрей выгнал племянников своих от старшего брата
Ростислава; наконец, выгнал старых отцовских бояр, мужей отца своего, передних,
по выражению летописца; он это сделал, продолжает летописец, желая быть
самовластием во всей Суздальской земле. Но при этом необходимо рождается вопрос:
если ростовцы и суздальцы были недовольны, если передние мужи были недовольны,
если братья княжеские были недовольны, то какая же сила поддерживала Андрея,
дала ему возможность, несмотря на неудовольствие ростовцев и суздальцев, выгнать
братьев, выгнать бояр и сделаться самовластием? Необходимо должно предположить,
что сила его утверждалась на повиновении младших, новых городов или пригородов.
Андрей, как видно, хорошо понимал, на чем основывается его сила, и не оставил
этих новых городов, когда войска его взяли самый старший и самый богатый из
городов русских - Киев.
Глеб Юрьевич, посаженный племянником в Киеве,
не мог княжить здесь спокойно, пока жив был изгнанный Мстислав Изяславич.
Последний начал с ближайшего соседа своего, Владимира Андреевича дорогобужского,
который, как мы видели, был союзником Юрьевичей при его изгнании; с братом
Ярославом и с галичанами приступил Мстислав к Дорогобужу, стал биться около
города, но, несмотря на болезнь Владимира Андреевича, который не мог лично
распоряжаться своим войском, несмотря на то, что Глеб киевский вопреки своему
обещанию не дал ему никакой помощи, Мсти славу не удалось взять Дорогобуж: он
должен был удовольствоваться опустошением других, менее крепких городов
Владимировых и возвратился к себе домой. Скоро Владимир Андреевич умер, как
видно, не оставив детей, но волости его уже дожидался безземельный князь
Владимир Мстиславич, приехавший с северо-востока и живший теперь в волынском
городе Полонном, который принадлежал киевской Десятинной церкви. Узнав о смерти
Андреевича, он явился перед Дорогобужем, но дружина покойного князя не пустила
его в город, тогда он послал сказать ей: "Целую крест вам и княгине вашей, что
ни вам, ни ей не сделаю ничего дурного"; поцеловал крест, вошел в город и тотчас
же позабыл свою клятву, потому что, говорит летописец, был он вертляв между всею
братьею; он накинулся на имение, на стада и на села покойного Андреевича и
погнал княгиню его из города. Взявши тело мужа своего, она отправилась в
Вышгород, откуда хотела ехать в Киев, но князь Давыд Ростиславич не пустил ее:
"Как я могу отпустить тебя, - говорил он, - ночью пришла мне весть, что Мстислав
в Василеве; пусть кто-нибудь пойдет с телом из дружины". Но дружина дорогобужкая
отвечала ему на это: "Князь! Сам ты знаешь, что мы наделали киевлянам, нельзя
нам идти, убьют нас". Тогда игумен Поликарп сказал Давыду: "Князь! Дружина его
не едет с ним, так отпусти кого-нибудь из своей, чтоб было кому коня повести и
стяг (знамя) понести". Но Давыду не хотелось отпускать своей дружины в такое
опасное время, он отвечал Поликарпу: "Его стяг и почесть отошли вместе с душою,
возьми попов борисоглебских, и ступайте одни". Поликарп отправился и вместе с
киевлянами похоронил Владимира в Андреевском монастыре.