Соловьев С.М. История России с древнейших времен.
Том II
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ОТ ВЗЯТИЯ КИЕВА ВОЙСКАМИ БОГОЛЮБСКОГО ДО СМЕРТИ МСТИСЛАВА МСТИСЛАВИЧА
ТОРОПЕЦКОГО (1169 - 1228)
Скоро явились во Владимир к Михаилу послы от
суздальцев: "Мы, князь, - говорили они, - не воевали против тебя с Мстиславом, а
были с ним одни наши бояре: так не сердись на нас и приезжай к нам". Михаил
поехал в Суздаль, оттуда в Ростов, устроил весь наряд людям, утвердился с ними
крестным целованием, взял много даров у ростовцев и, посадивши брата своего
Всеволода в Переяславле, сам возвратился во Владимир. Таким образом последний
пригород, населенный холопами-каменщиками, сделался опять стольным городом князя
всей Ростовской земли; князь опять освобождал себя из-под влияния городов,
которые привыкли решать дела на вече и приговоров этого веча должны были
слушаться города младшие; мало того, младший брат Михаила, Всеволод, сел также в
новом городе Переяславле Залесском, а не в Ростове: выказалось ли в этом явное
предпочтение князей к новым городам пред старыми, хотели ли наградить усердие
переяславцев, действовавших заодно с владимирцами, - во всяком случае явление
было очень важное, свидетельствовавшее полную победу пригородов, полное
низложение того начала, которое могло противодействовать новому порядку вещей.
Если первым делом Михаила по вступлении во Владимир было возвращение соборной
церкви городов, отнятых у нее Ростиславичами, то по утверждении своем в целой
земле Ростовской он должен был прежде всего идти на рязанского князя Глеба, в
руках которого также находилось много сокровищ, пограбленных из этой церкви, и,
между прочим, самый образ богородицы, привезенный Андреем из Вышгорода, и книги.
Михаил отправился с полками на Рязань, но встретил на дороге послов Глебовых,
которым поручено было сказать ему: "Князь Глеб тебе кланяется и говорит: я во
всем виноват и теперь возвращаю все, что взял у шурьев своих, Ростиславичей, все
до последнего золотника". И, точно, возвратил все. Михаил, уладившись с ним,
поехал назад во Владимир; здесь по некоторым, очень вероятным известиям казнил
убийц Андреевых и потом отправился за чем-то в Городец-Волжский, занемог в нем и
умер (1176 г.). Ростовцы, не дождавшись даже верного известия о смерти
Михайловой, послали сказать в Новгород прежнему своему князю Мстиславу
Ростиславичу: "Ступай, князь, к нам: Михалка бог взял на Волге в Городце, а мы
хотим тебя, другого не хотим". Мстислав приехал на зов, собрал ростовцев, всю
дружину и отправился с ними ко Владимиру. Но здесь был уже князь: тотчас по
смерти Михайловой владимирцы вышли перед Золотые ворота и, помня старую присягу
свою Юрию Долгорукому, целовали крест Всеволоду Юрьевичу и детям его - явление
любопытное: владимирцы присягают не только Всеволоду, но и детям его; значит, не
боятся, подобно киевлянам, переходить по наследству от отца к сыновьям, не
думают о праве выбирать князя. Всеволод, узнавши о приезде Ростиславича в
Ростов, собрал владимирцев, дружину свою, бояр, оставшихся при нем (большая
часть бояр, как видно, перешла к ростовскому князю), и отправился с ними
навстречу к сопернику, а за переяславцами послал племянника Ярослава
Мстиславича. Но по своему характеру Всеволод не хотел отдать всей своей
будущности на произвол военного счастия, не хотел судиться с племянником судом
божиим, битвою, как любили судиться южные князья, и послал сперва сказать
Ростиславичу: "Брат! Если тебя привела старшая дружина, то ступай в Ростов, там
и помиримся; тебя ростовцы привели и бояре, а меня с братом бог привел да
владимирцы с переяславцами, а суздальцы пусть выбирают из нас двоих, кого
хотят". Но ростовцы и бояре не дали мириться своему князю: их злоба на
владимирцев и Юрьевичей еще более усилилась от недавнего унижения; они сказали
Ростиславичу: "если ты хочешь с ним мириться, то мы не хотим"; особенно
подстрекали к войне бояре - Добрыня Долгий, Матеяш Бутович и другие. Всеволод,
получив отказ, поехал к Юрьеву, здесь дождался переяславцев и объявил им, что
ростовцы не хотят мира; переяславцы отвечали: "Ты Мстиславу добра хотел, а он
головы твоей ловит, так ступай, князь, на него, а мы не пожалеем жизни за твою
обиду, не дай нам бог никому возвратиться назад; если от бога не будет нам
помощи, то пусть, переступив через наши трупы, возьмут жен и детей наших; брату
твоему еще девяти дней нет как умер, а они уже хотят кровь проливать". На
Юрьевском поле, за рекою Кзою, произошла битва: владимирцы с своим князем опять
победили с ничтожною для себя потерею, тогда как со стороны неприятелей часть
бояр была побита, другие взяты в плен; сам Мстислав бежал сперва в Ростов, а
оттуда в Новгород; победители взяли боярские села, коней, скот; в другой и
последний раз старый город был побежден новым, после чего уже не предъявлял
больше своих притязаний.
Но Юрьевская победа не прекратила борьбы
Всеволода с племянниками: когда Мстислав Ростиславич прибежал в Новгород, то
жители встретили его словами: "Как тебя позвали ростовцы, так ты ударил Новгород
пятою, пошел на дядю своего Михаила; Михаил умер, а с братом его, Всеволодом,
бог рассудил тебя; зачем же к нам идешь?" Не принятый новгородцами Мстислав
поехал к зятю своему, Глебу рязанскому, и стал подстрекать его к войне со
Всеволодом. Глеб тою же осенью пришел на Москву и пожег весь город; Всеволод
поехал к нему навстречу, но, когда был за Переяславлем, явились новгородцы и
сказали ему: "Князь! Не ходи без новгородцев, подожди их". Всегда осторожный,
любивший действовать наверное, Всеволод согласился ждать новгородцев, чтоб с
удвоенными силами ударить на врагов, и возвратился. Но он понапрасну дожидался
новгородцев: те не приходили, вместо их явились на помощь двое княжичей
черниговских - Олег и Владимир Святославичи, да князь Переяславля Южного или
Русского - Владимир Глебович. Всеволод выступил с ними к Коломне, но здесь
получил известие, что Глеб с половцами другою дорогою пошел к Владимиру,
разграбил соборную церковь Андрееву, пожег другие церкви, села боярские, а жен,
детей и всякое имение отдал на щит (в добычу) поганым. Всеволод немедленно пошел
назад в свою волость и встретил Глеба на реке Колакше; целый месяц стояли
неприятели без действия по обеим сторонам реки, наконец завязался бой, и
Всеволод победил опять, опять Мстислав Ростиславич первый обратился в бегство, а
за ним побежал и Глеб, но враги догнали их обоих, взяли также в плен сына
Глебова, Романа, перевязали всю дружину рязанскую; между прочими попался в плен
Борис Жидиславич - знаменитый воевода Боголюбского, который, как видно, отъехал
в Рязань или прямо, или вместе с Ростиславичем, не желая служить Юрьевичам;
попался в плен и Дедилец, который так сильно способствовал призванию
Ростиславичей в Ростов по смерти Боголюбского. Была большая радость во
Владимире, говорит летописец, но тут же он говорит: суд без милости тому, кто
сам не знал милости. Эти слова показывают расположение духа владимирцев, которых
ненависть к Глебу и Ростиславичам должна была дойти до высшей степени вследствие
еще нового бедствия, претерпенного ими от последних. Два дня ждали они от
Всеволода суда без милости над племянниками, на третий день поднялся сильный
мятеж, встали бояре и купцы и сказали ему: "Князь! Мы тебе добра хотим и головы
за тебя складываем, а ты держишь врагов своих на свободе; враги твои и наши -
суздальцы и ростовцы: либо казни их, либо ослепи, либо отдай нам". Всеволод не
хотел исполнить этого требования и для утишения мятежа велел только посадить
пленников в тюрьму, после чего послал сказать рязанцам: "Выдайте мне нашего
врага (Ярополка Ростиславича), или я приду к вам". Рязанцы решили исполнить это
требование: "Князь наш и братья наши погибли из-за чужого князя", - говорили
они; поехали на Воронеж, схватили там Ярополка и привезли во Владимир, где
Всеволод велел посадить и его также в тюрьму. Между тем зять Глеба рязанского,
знаменитый Мстислав Ростиславич смоленский, послал сказать Святославу
черниговскому, чтоб он попросил Всеволода за Ростиславичей; и княгиня рязанская,
жена Глебова, присылала с тем же, прося за мужа и сына; Святослав отправил во
Владимир черниговского епископа Порфирия и Ефрема игумена вести переговоры по
делу пленников; он предлагал, чтоб Глеб, получив свободу, отказался от Рязани и
ехал на житье в Русь, но Глеб никак не соглашался на такие условия: "лучше умру
в тюрьме, - говорил он, - а не пойду в Русь на изгнание". Дело затянулось на два
года; Глеб между тем умер, а сын его Роман был отпущен в Рязань под условием
полной покорности владимирскому князю. Иначе решена была судьба Ростиславичей:
владимирцы, видя, что идут переговоры об освобождении пленников, никак не хотели
отпустить Ростиславичей, не отмстивши им за свои обиды; они собрались опять
большою толпою, пришли на княжий двор и стали говорить Всеволоду: "До чего их
еще додержать? Хотим ослепить их". Всеволоду очень не нравилось это требование,
но делать было нечего: Ростиславичей ослепили, или по крайней мере сделали вид,
что ослепили, и отослали в Смоленск. Таким образом кончилась борьба на севере в
пользу последнего из Юрьевичей, который стал так же силен, как и брат его
Андрей, и немедленно пошел по следам братним: приведши рязанских князей в свою
волю, он захотел также быть самовластием в Суздальской земле, единодержателем
всего отцовского наследства и выгнал из своей волости племянника Юрия
Андреевича, который принужден был искать счастия в Грузии; второй племянник,
Ярослав Мстиславич, также не получил волости в земле Ростовской. Но если
Всеволод вошел совершенно в положение Андрея на севере, то мы должны ожидать,
что и относительно Южной, старой Руси, и относительно Новгорода Великого он
примет то же самое значение.
На юге смерть Андрея дала свободу разыграться
прежним усобицам между Мономаховичами и Ольговичами; к этим усобицам
присоединились, с одной стороны, враждебные отношения в самом племени Олеговом,
а с другой, между Ростиславичами и Изяславичами в племени Мономаховом. Мы
видели, как Святослав Всеволодович черниговский принужден был оставить намерения
свои относительно Киева, чтоб свободнее отбивать Черниговскую волость от
нападения двоюродного брата своего Олега северского; мы видели, что он
опустошением отплатил последнему за опустошение и возвратился в Чернигов, но
Олег не думал так окончить это дело: он заключил союз с шурьями своими,
Ростиславичами, также с Ярославом киевским, и союзники решились с двух сторон
напасть на Святослава. Но Ростиславичи и Ярослав, пожегши два черниговских
города, заключили мир с Святославом и предоставили Олега одним собственным
средствам. Тот с братьями пришел к Стародубу, города не взял, но захватил скот
изо всех окрестностей Стародуба и погнал его к Новгороду-Северскому, куда скоро
явился за ним Святослав с черниговским войском и приступил к городу; Олег вышел
было к нему навстречу, но не успела дружина его пустить по стреле, как
обратилась в бегство; сам князь успел вбежать в город, но половина дружины его
была перехвачена, другая перебита, острог пожжен; Олег на другой день запросил
мира и получил его, неизвестно на каких условиях. Между тем на другой стороне
Днепра произошла перемена: к Ростиславичам пришел на помощь старший брат их,
Роман, из Смоленска, и Ярослав Изяславич увидал в этом намерение Ростиславичей
выгнать его из Киева; он послал сказать им: "Вы привели брата своего Романа,
даете ему Киев", и выехал добровольно из этого города в прежнюю волость свою -
Луцк; мы видели, что Ростиславичи просили еще прежде у Андрея Киева для Романа,
следовательно, Ярослав имел право подозревать их во враждебных для себя
замыслах; скорая же уступка его двоюродным братьям объясняется тем, что он никак
не мог полагаться на защиту киевлян после недавнего поступка с ними, когда он
ограбил весь город. Ростиславичи послали за ним, чтоб ехать опять в Киев, но он
не послушался, и Роман сел на его место: действительно ли Ростиславичи не хотели
его выгонять или показывали только вид, что не хотели, - решить трудно. Роман
недолго княжил спокойно в Киеве: половцы напали на Русь, взяли шесть городов
берендеевских и сильно поразили Ростиславичей у Ростова по вине Давыда
Ростиславича, который завел ссору с братьями и помешал успеху дела. Бедою
Ростиславичей спешил воспользоваться Святослав черниговский; нужен был, однако,
предлог, и он послал сказать Роману: "Брат! Я не ищу под тобою ничего, но у нас
такой ряд: если князь провинится, то платит волостью, а боярин - головою; Давыд
виноват, отними у него волость". Роман не послушался, тогда братья Святослава -
Ярослав и Олег - перешли Днепр и послали сказать зятю своему Мстиславу
Владимировичу, сыну покойного Владимира Мстиславича, чтоб перешел на их сторону;
Мстислав послушался и сдал им Треполь. В это время сам Святослав стоял с полками
своими у Витичева, куда приехали к нему черные клобуки с киевлянами и объявили,
что Роман ушел в Белгород. Святослав поехал в Киев и сел там, но опять
ненадолго: на помощь к братьям явился знаменитый Мстислав из Смоленска, и
Ростиславичи объявили, что на другой же день дадут битву Святославу; Святослав
испугался и побежал за Днепр, потому что половцы, за которыми он послал, еще не
пришли, а с одною дружиною выступить против Мстислава трудно было решиться.
Несмотря на то, однако, Ростиславичи почли за лучшее уступить Киев Святославу:
Роман, князь, как видно, вовсе не воинственный, знал, что он будет сидеть в
Киеве в беспрерывном страхе от Святослава, который уже раз выгнал его и,
конечно, не откажется от дальнейших попыток на Киев, вследствие чего будут
беспрерывные усобицы; союзники Святослава половцы уже явились у Торческа и
захватили много людей; и вот Ростиславичи, не желая губить Русской земли и
проливать христианской крови, по словам летописца, подумали и отдали Киев
Святославу, а Роман пошел назад в Смоленск; Чернигов, как видно, достался Олегу
Святославичу, но он скоро умер, и в Чернигове сел брат киевского князя, Ярослав
Всеволодович, а брат Олегов, Игорь, сел в Новгороде-Северском: так и следовало
по родовому счету.
До сих пор Святослав Всеволодович жил в дружбе
со Всеволодом суздальским: мы видели, какую деятельную помощь оказал он
последнему в борьбе его с племянниками; союз этот был еще более скреплен
родством: Всеволод вызвал к себе сына Святославова, Владимира, и женил его на
родной племяннице своей, дочери Михаила Юрьевича. Но скоро эта дружба
переменилась во вражду, виною которой были отношения рязанские. Мы видели, что
Роман Глебович с братьями поклялся ходить по воле Всеволодовой, но Роман был
зять Святослава, который вследствие этого родства считал себя также вправе
вмешиваться в рязанские дела, причем его влияние необходимо сталкивалось с
влиянием Всеволода; Святослав мог думать, что Всеволод в благодарность за
прежнее добро уступит его влиянию в Рязани, но жестоко обманулся в своем
ожидании. В 1180 году младшие братья Романа рязанского, Всеволод и Владимир
Глебовичи, прислали сказать Всеволоду Юрьевичу владимирскому: "Ты наш господин,
ты наш отец; брат наш старший Роман отнимает у нас волости, слушаясь тестя
своего Святослава, а тебе крест целовал и нарушил клятву". Всеволод немедленно
выступил в поход, и когда приближался к Коломне, то двое Глебовичей встретили
его с поклоном, но в Коломне сидел сын Святослава, Глеб, посланный отцом на
помощь Роману рязанскому; Всеволод послал сказать Глебу, чтоб явился к нему, тот
сначала не хотел, но потом, видя, что сопротивляться нельзя, поехал; Всеволод
велел его схватить и в оковах отослал во Владимир, где приставили к нему стражу,
дружина его подверглась той же участи. Между тем передовой отряд Романа,
переправившийся через Оку, потерпел поражение от передового отряда Всеволодова,
часть его попалась в плен, часть потонула в реке; Роман, услыхавши об этом
несчастии, побежал мимо Рязани в степь, затворивши в городе двоих братьев, Игоря
и Святослава, которые не думали сопротивляться Всеволоду, когда тот явился под
Рязанью, и заключили с ним мир на всей его воле: владимирский князь урядил всю
братью, роздал каждому волости по старшинству и возвратился домой.