Так прошел 1682 год,
полный тревог и смут. Он оказал сильное влияние на характер и жизнь маленького
царя Петра Алексеевича. До смерти своего отца, царя Алексея, Петр жил баловнем в
царской семье, составляя предмет любви нежных забот своих родителей. Ему было
всего 3 1/2 года, когда умер
его отец. Царь Федор был крестным отцом своего маленького брата и, как говорят,
очень его любил. Он держал Петра при себе в большом московском дворце и заботился о
его учении. Лет пяти Петра начали обучать грамоте. Царь Федор сам выбрал ему
учителя (дьяка Никиту Зотова), и Петр с ним выучил азбуку и склады и прошел первый
круг учебного чтения (Часослов, Псалтырь, Деяния и Евангелие). С ним же,
вероятно, начал Петр и писать (но никогда не приобрел четкого почерка). Учился ли
он у Зотова еще чему-нибудь, остается неизвестным; сохранилось лишь предание о
том, что Зотов показывал царевичу много «потешных листов», то есть картинок
исторического и бытового содержания, привозимых в Москву из-за границы и продаваемых в торговых рядах, где их и покупали для
царевича. За
обучением у Зотова должна была следовать схоластическая наука, с которою
знакомились уже старшие братья и даже сестры Петра под руководством киевских
монахов (§ 89). Петру предстояло изучать грамматику, пиитику, риторику,
диалектику и философию, латинскую и греческую грамоту и, вероятно, польский
язык. Но перед началом этого «грамматичного учения» умер царь Федор произошла
смута 1682 г. Благодаря ей Петр остался без образования. Между ним и его
матерью, с одной стороны, и Софьей и Милославскими, с другой, произошел
открытый разрыв. Бывшие в Москве киевские ученые все пользовались
покровительством Софьи и казались ее приятелями и приверженцами. Поэтому царица
Наталья не имела склонности допускать их к Петру и не учила его. А Софья в свою
очередь, не имела желания заботиться об образовании нелюбимого брата, и Петр
оставался в известном смысле неучем.
Это было одним из последствий тяжелой смуты 1682 г. Были еще и другие. Во время
стрелецкого мятежа Петр своими глазами видел гибель своих родных и близких,
поневоле смотрел на их мучения и кровь, трепетал за свою мать и за себя. Целое
лето жил он в страхе стрелецких насилий, целую осень со своими родными
странствовал кругом Москвы и жил в стенах Троице-Сергиева монастыря, боясь, как
и Софья, въехать в беспокойную Москву. Пережитые им ужасы он не мог забыть во
всю свою жизнь и никогда не любил жить в московском дворце, залитом кровью его
близких. Когда в конце 1682 г. Софья справилась со стрельцами и водворилась в
Москве, для Петра и его матери страхи и опасности не прекратились. Хотя Петр и
носил царский титул, однако он не царствовал на самом деле; мало того, он был
опальным человеком, которому как бы не было места в Москве. Мать Петра была
вынуждена жить с сыном в подмосковных селах (Преображенском, Коломенском), вдали
от большого двора, в некотором пренебрежении и унижении от Софьи. Она постоянно
опасалась московского правительства и ожидала от него зла себе и своему сыну.
Немудрено, что и сам Петр боялся и не любил всего того, что окружало Софью и
служило ей. Он стал чужд и враждебен той обычной дворцовой обстановке, в которой
росли и жили его старшие братья и сестры; он не знал и не желал знать обычного
«чина» («порядка») московской придворной жизни. И в этом смысле он также вышел
неблаговоспитанным человеком, неучем.
Жизнь маленького царя Петра в подмосковных потешных селах сложилась очень
своеобразно. Потешные дворцы бывали обыкновенно невелики; вместо большого
придворного штата там была немногочисленная дворня; двор и сад царские
граничили с крестьянским селом. Это были условия обычной боярской усадьбы, и Петр рос в потешных селах, как простой дворянин. В своих играх он собрал кругом
себя не только детей бояр и дворян, но и дворовых и крестьянских ребятишек; из
царских хором он легко выбегал на двор, на село и в окрестные поля и рощи.
Московские царевичи вырастали обыкновенно в тепличных условиях кремлевских теремов; Петр рос
на просторе
подмосковной деревни. Поэтому-то детские забавы Петра приобрели свой особый
характер. Он рано начал играть в войну не только в хоромах, но и на поле. На
берегу Яузы (притока р. Москвы), у с. Преображенского, он построил себе «потешную»
крепость (Пресбург) и около нее собрал целую дружину «потешных» воинов. Сначала
это был простой сброд - «Преображенские конюхи», как выражалась Софья с ее
близкими. Потом этой компании Петр придал форму двух солдатских полков
(Преображенского — в с. Преображенском и Семеновского — в соседнем селе
Семеновском), и понемяогу из «потешных» полков образовались у Петра полки
настоящие, положившие впоследствии начало нашей гвардии. Полевая забава Петра,
именно потому, что она развилась на просторе полей, получила широкие размеры и
серьезное значение. Петр понемногу уразумел серьезную сторону военного дела и
стал учиться инженерному и артиллерийскому искусству. Разумеется, ему пришлось
начать эту науку, гак сказать, с азбуки и по доброй воле засесть за арифметику и
геометрию. Как только маленький царь пожелал изучать военную технику, около него
неизбежно, по общему московскому порядку, должны были появиться учители - «немцы»
(то есть западноевропейцы), которые тогда были инструкторами и начальниками
регулярных московских полков (§ 19).
Близость этих «немцев» к Петру не должна нам казаться удивительною и необычною.
Московский двор в то время широко пользовался услугами западноевропейцев.
Маленького Петра лечили доктора-немцы; в вычурных садах царя Алексея он видел
немцев-садовников; всякие технические поделки во дворцах исполнялись
мастерами-немцами. Мать Петра Великого, царица Наталья, выросла у своего
воспитателя А.С. Матвеева в приязни к немцам; боясь близких к Софье ученых
киевлян, она не страшилась немцев и допускала их к сыну. Наконец, Немецкая
слобода, где жили немцы, была расположена очень близко от села Преображенского;
было очень просто и легко послать туда за всяким делом и позвать оттуда сведущих
и искусных немцев по первому же слову царя Петра. Таким образом, немцы из
слободы помогали царю строить его крепость; голландец Тиммерман учил Петра
арифметике, геометрии и фортификации; голландец же Брант обучал его плавать под
парусами. Под влиянием своих забав и учителей-немцев Петр мало-помалу обращался
в военного техника и любителя-моряка. Не было у него общепринятого тогда
схоластического образования, а были какие-то особые, совсем не обычные познания,
какие-то странные, совсем не царские вкусы. Молодой государь представлял собою
необыкновенный для московского общества культурный тип.
Многое в характере и в жизни молодого царя Петра вызывало осуждение окружаюших.
Конечно, осуждали в нем его необразованность и невоспитанность, происшедшие
оттого, что Петр, не по его вине, лишен был обычного дворцового воспитания. Осуждали
его пристрастие к забавам: казалось, что, кроме своих игр, он ничего не желает знать.
В особенности странною представлялась страсть к лодкам и кораблям. После
того, как Петр нашел в селе Измайлове заброшенный мореходный ботик («дедушку
русского флота») и научился плавать на нем, он весь ушел в это новое дело и
начал строить себе суда на большом Переяславском озере. Конечно, это казалось
многим пустою и странною забавой, не подходящею для подрастающего государя.
Осуждали в Петре и его особую близость к немцам. Петр с течением времени стал
часто бывать в Немецкой слободе. Там он свел близкое знакомство с некоторыми из
обитателей слободы, сиживал у них в гостях, принимал участие в их увеселениях.
Особенно сблизился он с шотландцем Гордоном, генералом русской службы, ученым
и серьезным человеком, и со швейцарцем Лефортом полковником, человеком очень
способным и веселым. Под влиянием Лефорта Петр, по мнению многих, отстал от
русских обычаев и привык к шумным пирам и разгулу. К сожалению, состоявший при
Петре «дядькою» (воспитателем) князь Борис Алексеевич Голицын и учитель Петра
Никита Зотов в этом отношении сами не были безгрешны и не могли удержать
молодого Петра от кутежей и шумных пирушек.
Итак, вследствие особых неблагоприятных условий своего детства, Петр остался без
правильного образования и воспитания и вместо богословско-схоластических
познаний приобрел военно-технические. Не было у него любви к старым обычаям и
порядкам придворной московской жизни, зато образовались близкие сношения с
«немцами». Московское правительство своей сестры Софьи он не любил; он боялся
как Милославских, так и стрельцов, которых считал опорою и друзьями Софьи.
Впрочем, до совершеннолетия у Петра не было никакого видимого интереса к делам
государственным и придворным. Петр весь ушел в свои забавы, все свое время
употреблял на «потехи Марсовы и Нептуновы». Его громадные умственные способности
находили пока применение в тесном кругу полудетских затей и были заметны для
немногих. Вообще же московские люди считали Петра несерьезным и пустым
человеком, от которого нельзя было ждать проку. А между тем подходила пора его
совершеннолетия, приближался конец опеки царевны Софьи над царями и царством.
Чтобы отвлечь сына от пустых забав и сделать его более солидным, царица Наталья
задумала женить Петра и нашла ему невесту по своему вкусу — Евдокию Федоровну
Лопухину. В начале 1689 г. Петр женился, но не изменил своих привычек: легко
оставлял мать и жену и всего более интересовался постройкою судов в Переяславле
и воинскими забавами. Так подошло его совершеннолетие (30 мая 1689 г.), когда
его мать и родные заставили его начать борьбу с сестрою Софьею за власть.