Самые самовластнейшие государи принуждены
иногда бывают последовать умоначертанию своего народа, так наши государи и
последовали утверждать сии обычаи, не токмо снисходя на прозьбы благородных,
но также производя предпочтительно пред другими из знатнейших родов, и мы
находим, в роде князей Репниных, что многия из столников, миновав чин
околничего, прямо в бояре были жалованы. Преимущество сие, часто и младым
людям учиненное, могло бы подать причину подумать, что оное обращалось в обиду
другим, но сего не было, ибо не по одним чинам тогда благородных почитали, но
и по рождениям их, и тако чины давали токмо должности, а рождение приобретало
почтение. В возмездие за такое снисхождение государей
получали они, что находили в благородных верных, усердных и твердых слуг.
Почщуся я несколько мне известных примеров предложить. Афанасей Нагой, быв
послом в Крыму и многое претерпевая от наглостей Крымских, хотя выбиваем был
ханом из Крыму, чувствуя нужду его пребывания в сем полуострове, объявил, что
он разве связанной будет вывезен из Крыму, а без того не поедет, хотя бы ему
смерть претерпеть. Князь Борис Алексеевич Голицын предпочел сохранение
здоровья государева возвышению своего рода, спас Петра Великого во
младенчестве, и винному родственнику своему пощаду живота испросил.
Прозоровской, во время трудных обстоятельств начала Швецкия войны, соблюл
великое число казны и государственные вещи, поведенные государем изломать и
перебить в монету, утаил, дав вместо их собственное свое серебро, и при
благополучнейших обстоятельствах, когда государь сам сожалел о истреблении сих
вещей, целые, не желая никакого возмездия, возвратил. Борис Петрович Шереметев
суд царевичев не подписал, говоря, что он рожден служить своему государю, а не
кровь его судить, и не устрашился гневу государева, которой несколько времени
на него был, яко внутренне на доброжелателя несчастного царевича. Князь Яков
Федорович Долгоруков многия дела, государем подписанные, останавливал, дая ему
всегда справедливые советы, и гнев государской, за частое его противоборство
воли его, на почтение обращал, а тем открывал путь обще и к славе своего
государя, и к блаженству народному. Си были остатки древнего воспитания и
древнего правления. Воззрим же таперя, какия перемены учинила в нас
нужная, но, может быть, излишнея перемена Петром Великим, и как от оные пороки
зачели вкрадываться в души наши, даже как царствования от царствования они час
от часу, вместе с сластолюбием возрастая, дошли до такой степени, как выше о
них упомянул. Сие сочинит купно историю правленей и пороков. Петр Великий, подражая чужестранным народам,
нетокмо тщился ввести познание наук, искусств и ремесл, военное порядочное
устроение, торговлю и приличнейшия узаконения в свое государство, также
старался ввести и таковую людцкость, сообщение и великолепие, в коем ему
сперва Лефорт натвердил, а потом которое и сам он усмотрел. Среди нужных
установленей законодательства, учреждения войск и артиллерии, не меньше он
прилегал намерение являющиеся ему грубые древния нравы смягчить. Повелел он
бороды брить, отменил старинные русские одеяния и вместо длинных платьев
заставил мужчин немецкие кафтаны носить, а женщин вместо телогреи - бостроги,
юбки, шлафроки и самары, вместо подколков - фантанжами и корнетами голову
украшать. Учредил разные собрания, где женщины, до сего отделенные от
сообщения мужчин, вместе с ними при веселиях присутствовали. Приятно было
женскому полу, бывшему почти до сего невольницами в домах своих, пользоваться
всеми удовольствиями общества, украшать себя одеяниями и уборами, умножающими
красоту лица их и оказующими их хороший стан; не малое же им удовольствие
учинило, что могли прежде видеть, с кем на век должны совокупиться, и что лица
женихов их и мужей уже не покрыты стали колючими бородами. А с другой стороны,
приятно было младым и незаматерелым в древних обычаях людям вольное обхождение
с женским полом, и что могут наперед видеть и познать своих невест, на которых
прежде, поверяя взору родителей их, женивались. Страсть любовная, до того
почти в грубых нравах незнаемая, начела чувствительными сердцами овладевать, и
первое утверждение сей перемены от действия чувств произошло. А сие самое и
учинило, что жены, до того не чувствующие свои красоты, начели силу ее
познавать, стали стараться умножать ее пристойными одеяниями, и более предков
своих распростерли роскошь в украшении. О коль желание быть приятной действует
над чувствиями жен! Я от верных людей слыхал, что тогда в Москве была одна
только уборщица для волосов женских, и ежели к какому празднику когда должны
были младые женщины убираться, тогда случалась, что она за трои сутки
некоторых убирала и они принуждены были до дня выезду сидя спать, чтобы убору
не испортить. Может быть, сему не поверят ныне, но я паки подтверждаю, что я
сие от толь верных людей слышел, что всем сумневаться не должно. Естли страсть
быть приятной такое действие над женами производила, не могла она не иметь
действия и над мужчинами, хотящими им угодным быть, то то же тщание украшеней,
ту же роскошь рождало. И уже перестали довольствоваться одним или двумя
длинными платьями, но многия с голунами, с шитьем и с пондеспанами делать
начели. Колико сам государь ни держался древней простоты
нравов в своей одежде, так что, кроме простых кавтанов и мундиров, никогда
богатых не нашивал, и токмо для коронации императрицы Екатерины Алексеевны,
своей супруги, сделал голубой гродетуровой кавтан с серебреным шитьем, да
сказывают еще у него был другой кавтан дикой с золотым шитьем, не знаю, для
какого знатного же случая сделанной. Протчее все было так просто, что и
беднейший человек ныне того носить не станет. Как видно по оставшим его
одеждам, которые храняться в Куншкамере при императорской академии наук.
Манжет он не любил и не нашивал, яко свидетельствуют его потреты; богатых
екипажей не имел, но обыкновенно езжал в городах в одноколке, а в дальном пути
в качалке. Множества служителей и придворных у него не было, но были у него
денщики, и даже караулу окроме как полковника гвардии не имел. Однако при
такой собственно особы его простоте хотел он, чтобы подданные его некоторое
великолепие имели. Я думаю, что сей великий государь, которой ничего без
дальновидности не делал, имел себе в предмет, чтоб великолепием и роскошию
подданных побудить торговлю, фабрики и ремеслы, быв уверен, что при жизни его
излишнее великолепие и сластолюбие не утвердит престола своего при царском
дворе. И тако мы находим, что он побуждал некоторое великолепие в платьях, как
видим мы, что во время торжественного входу, после взятия Азовского,
генерал-адмирал Лефорт шел в красном кавтане с голунами по швам, и другие
генералы также богатые кавтаны имели, ибо тогда генералы мундиров не нашивали.
Богатые люди из первосановников его двора или которые благодеяниями его были
обогащены, как Трубецкия, Шереметев и Меншиков; в торжественные дни уже
старались богатые иметь платья. Парчи и голуны стали как у жен, так и у мужей
во употреблении, и хотя не часто таковые платья надевали, моды хотя долго
продолжались, однако они были, и по достатку своему оные уже их чаще, нежели
при прежних обычаях делали. Вместо саней и верховой езды и вместо колымаг, не
терпящих украшеней, поевились уже кареты и коляски, начелись уже пуки, которых
до того не знали, и приличные украшении к сим екипажам. Служители переодеты на
немецкий манер, не в розноцветных платьях стали наряжаться, но каждый по гербу
своему или по изволению делал им ливреи, а офисьянты, которых тогда еще весьма
мало было, еще в разноцветных платьях ходили. Касательно до внутреннего житья, хотя сам
государь довольствовался самою простою пищею, однако он ввел уже во
употребление прежде незнаемые в России напитки, которые предпочтительно другим
пивал. То есть, вместо вотки домашней, сиженой из простого вина, вотку
голландскую анисовую, которая приказной называлась. И вины ермитаж и
венгерское, до того не знаемые в России. Подражали сему его и вельможи, и те, которые
близки были ко двору, да и в самом деле, надлежало им сие иметь, ибо государь
охотно подданных своих посещал, то подданный чего для государя не сделает?
Правда, сие не токмо ему было угодно, но напротиву того, он часто за сие
гневался, и не токмо из простого вина подслащенную вотку, но и самое простое
вино пивал, но и собственное желание удовольствия, до того ими не знаемого,
превозмогло и самое запрещение государево, дабы последовать его вкусу. Уже в
домах завелиса нетокмо анисовая приказная вотка, но и гданския. вины нетокмо
старинные, о коих выше помянул, но также ермитаж, венгерское и некоторые
другия. Правда, что еще их сначала весьма бережливо подавали, и в
посредственных домах никогда в обыкновенные столы употребляемы не были, но
токмо во время праздников и пиршеств, да и тут не стыдились, принести
четвертную или сулею запечатанную и, налив из нее по рюмки, опять запечатав,
на погреб отослать. Однако, хотя сам не любил, и не имел времени при
дворе своем делать пиршествы, то оставил сие любимцу своему князю Меншикову,
который часто оные как в торжественные дни, так и для чужестранных министров с
великим великолепием по тогдашнему времени чинил. Имел для сего великой дом,
не токмо на то время, но и в нынешнее, ибо в оной после кадетской сухопутной
корпус был помещен, и слыхал я, что часто государь, видя из дворца своего
торжество и пиршество в доме его любимца, чувствовал удовольствие. Говоря:
"Вот как Данилич веселится". Равно ему подражая, так и быв обязаны самыми
своими чинами, другия первосановники империи также имели открытые столы, как
генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин, генерал-фельдмаршал граф Борис
Петрович Шереметев, канцлер граф Гаврила Иванович Головкин и боярин Тихон
Никитич Стрешнев, которому, поелику он оставался первым правителем империи во
время отсутствия в чужия краи императора Петра Великого, на стол и деревни
были даны. Сим знатным людям и низшия подражая, уже во
многих домах открытые столы завелиса, и столы не такия, как были старинные, то
есть, что токмо произведении домостройства употреблялись, но уже старались
чужестранными приправами придать вкус доброте мяс и рыб. И конечно в таком
народе, в крем странноприимство сочиняло всегда отличную добродетель, не
трудно было ввестись в обычай таковых открытых столов употребление; что
соединяяса и с собственным удовольствием общества, и с лутчим вкусом кушанья,
противу старинного, самым удовольствием утверждалось.