Из всех периодов советской истории наибольшей лакировке и приукрашиванию в традиционной отечественной историографии были подвергнуты годы, начавшиеся с "великого перелома" 1929 г. и продолжавшиеся до конца 30-х гг. В концепции советской истории, впервые сформулированной в
"Кратком курсе истории ВКП(б)", эти годы характеризовались как эпоха фундаментальных преобразований в экономике, коренных сдвигов в социальной сфере, политической и духовной надстройке, свидетельствующих о построении в СССР основ социалистического общества. "Великий перелом", отделяющий 20-е гг. от 30-х, в этом труде подавался как принципиальный выбор между "предательским" курсом на реставрацию капитализма и единственно возможным вариантом социалистического строительства.
Уже через год после выхода "Краткого курса" в выступлении И. В. Сталина на XVIII съезде ВКП(б) в официальную концепцию был внесен небольшой, но очень существенный штрих. Конец 30-х гг. в советской истории стал связываться уже с построением социализма в СССР, а не только его основами. В таком виде данная концепция существовала вплоть до середины 80-х гг., несмотря на попытку историков после ХХ-го съезда КПСС критически переосмыслить сталинскую историографию. Однако все усилия исследователей 2-й половины 50-х - начала 60-х гг. свелись к перечислению ошибок, совершенных
лично И. В. Сталиным, и не коснулись оценки данного периода в целом. С середины 60-х гг. благодаря усилиям официальной историографии во главе с Б. Н. Пономаревым, С. П. Трапезниковым и другими идеологами брежневской эпохи была восстановлена сталинская оценка советской истории 30-х гг. Однако следует отметить, что протаскивание данной оценки даже в 70-х - первой половине 80-х гг. в отечественную историографию было непростым делом, свидетельством чего был невыход соответствующих томов некоторых многотомных изданий по всемирной, отечественной истории и истории КПСС. Попытку представить историю страны в 30-е гг. как развитие поступательное, бескризисное, при полном отсутствии недостатков и трудностей было очень трудно подтвердить фактическим материалом.
Переосмысление отечественной истории послеоктябрьского периода, начатое во второй половине 80-х гг., не сразу привело к радикальным результатам. Сначала оно велось в рамках верности "социалистической идее" и историки пытались уточнить: какое общество было построено в СССР к концу 30-х гг.? При этом исследователи оперировали различными терминами: "основы социализма", "социализм, построенный в основном", "ранний социализм", "переходный период от капитализма к социализму" и т. п. Одновременно исследователи обратились к изучению новых источников, которые позволили им по-новому оценить итоги социально-экономических процессов, происходивших в стране в 30-е гг. Появились работы О. Р. Лациса, В. П. Данилова, В. С. Лельчука, Л. А. Гордона, Э. В. Клопова, в которых пересматривались показатели экономического развития страны в годы предвоенных пятилеток и высказывались сомнения о завершенности построения социализма к концу 30-х гг. Заслугой авторов являлось то, что они привлекали внимание читателей к тем трудностям, которые сопровождали процесс переустройства общества в эти годы.
Постепенно на первый план стала выдвигаться личность И. В. Сталина и его деятельность в 20-30-е гг. И в выступлении М. С. Горбачева, и в первых работах о И. В. Сталине, написанных Ю. Борисовым, Д. Волкогоновым, Н. Васецким, Г. Бордюговым, В. Козловым, была
восстановлена оценка И. В. Сталина, данная на ХХ -м съезде КПСС. Суть ее сводилась к тому, что наряду с положительными сторонами деятельности И. В. Сталина назывались и негативные моменты, в частности его роль в организации массовых репрессий.
Однако в условиях радикализации общества такая опенка деятельности И. В. Сталина уже не могла устроить многих исследователей. Стали публиковаться статьи Афанасьева, М. Гефтера, А. Ципко, Ю. Буртина, Ю. Карякина и др., которые во многом опирались на те оценки деятельности И. В. Сталина, которые издавна существовали в зарубежной историографии. Негативная оценка деятельности И. В. Сталина сначала была перенесена на период 30-х гг., который стал характеризоваться как "государственный социализм", "казарменный социализм", а затем как "сталинизм", "тоталитарная" и "административно-командная система". Утверждению этой точки зрения в массовом сознании способствовала публикация в России произведений западных авторов С. Коэна, Р. Конквеста, И. Дойчера, Д. Боффа, Н. Верта, а также эмигрантской литературы М. Восленского, Н. Валентинова, А. Авторханова и др.
В переводной литературе был поставлен рад вопросов, ответы на которые различались у конкретных авторов и которые стали объектом для острых дискуссий в отечественной историографии. Особенностью научных дискуссий по отечественной истории, которые развернулись в последние годы, было то, что в них самое активное участие принимали не только профессиональные историки, но и политологи, философы, экономисты, публицисты и представители широкой общественности.
Главный вывод, который следовал из зарубежной историографии, гласил, что культ личности Сталина являлся закономерным следствием социализма как тоталитарной системы. Советские историки попытались сначала опровергнуть этот вывод как ненаучный, но потом признали, что культ личности является порождением либо переходного периода от капитализма к социализму, либо раннего социализма. При этом Ю. Борисов, В. Лельчук, О Лацис призвали отделить понятия "Сталин" и "сталинизм", критикуя последний за то, что он персонифицирует административно-командную систему, которая была
создана не только Сталиным, но и его ближайшим окружением. Сталина называли лишь главным функционером этой системы, которая вполне могла бы существовать и без него. Ю. Борисов обращал внимание на многоступенчатость и сложность формирования культа личности как явления общественного сознания, который окончательно сложился лишь к концу 30-х гг.
Критикуя попытки объяснить культ личности только субъективными качествами самого Сталина, эти исследователи стали писать о социальных корнях культа личности, усматривая их в росте и влиянии партийной и советской бюрократии, изменении состава рабочего класса и крестьянства в период индустриализации и коллективизации, поддержке Сталина со стороны части интеллигенции, прежде всего идеологических работников.
Более радикальная часть исследователей перевела обсуждение проблемы сталинизма в другую плоскость: где искать истоки сталинизма и была ли его победа неизбежной? Ответы на эти вопросы разделили исследователей на два непримиримых лагеря. О. Лацис, Ю. Голанд, А. Нуйкин, Л. Гордон, Э. Клопов, В. Селюнин и др. подчеркивали, что культ личности являлся порождением 30-х гг., признавая огромную ответственность за него Сталина и его ближайшего окружения. Особую роль в становлении сталинизма отводили "великому перелому" 1929 г., который называли политическим переворотом и переломом в формировании административно
- командной системы (Ю. Борисов), сменой стратегии социалистического строительства, перехода от одного варианта некапиталистической индустриализации к другому (Л. Гордон, Э. Клопов), контрреволюционным переворотом (А. Бутенко, Л. Ионин, Г. Бордюгов, В. Козлов). Их усилия были направлены на то, чтобы развести ленинизм и сталинизм и найти в истории 20-х годов реальные альтернативы сталинизму. Эти альтернативы были найдены в возможности продолжения и в 30-е гг. новой экономической политики и в более мягких вариантах социалистических преобразований, которые рассматривались на XV съезде ВКП(б) и были заложены в первоначальный вариант первого пятилетнего плана.
И. Клямкин, В. Кожинов, Б. Курашвилли, В. Журавлев, А. Ципко, В. Попов, Н. Шмелев и др., наоборот,
доказывали, что альтернативы сталинизму в истории нашей страны не было, но причины неизбежной победы Сталина объясняли по-разному. Одни писали о несчастном стечении обстоятельств и неправильно сделанном выборе стратегии социалистического строительства (В. Журавлев, В. Наумов). При этом упор делался на объективные трудности и, в частности, сложное международное положение, в котором постоянно находилась Советская Россия. М. Шатров, Е. Плимак
ответственность за приход Сталина к власти возлагали на В. И. Ленина, который
при своей жизни не реформировал партию так, чтобы культ личности был
невозможен, и на ближайшее окружение В. И. Ленина, которое не выполнило его
волю о смещении Сталина.
Однако наиболее популярной стала точка зрения А. Ципко, Ю. Буртина, которые предопределенность прихода Сталина к власти видели в "доктришльных" корнях сталинизма, в том, что Сталин был всего лишь примерным учеником Ленина и
Маркса и претворил на практике их идеи. Этот вывод позволил противникам "социалистической идеи" поставить под сомнение положительный выбор Октября 1917 г. и возложить всю ответственность за негативные черты советской истории на основоположников марксизма-ленинизма.
Таким образом, эволюцию современной историографической традиции можно представить по следующей схеме: пересмотр традиционной концепции истории 30-х гг. был начат с критики ошибок Сталина, затем системы, им созданной, а в конечном итоге была поставлена под сомнение идея, положенная в основу данной системы.